Сказание об Иле - Альберт Иванович Калинов Страница 10

Некоторые из них говорили: «Зачем нам это? Под этим небом мы самые сильные и самые умные, мы выше всех тварей, и все нам служит пищей».

И так ушли люди из леса дальше в поисках еще лучшего для себя.

Никто уже не помнил, как, откуда и почему оказались в лесу две сестры. Родителей своих они не знали, с раннего детства оставшись сиротами. И эти девушки были единственными из людей, кто остался верен лесу, и был он им родным и любимым домом.

Вековые дубы укрывали сестер от ненастья, и теплый мох служил им ложем во время сна. Покрывалом для них были собственные волосы: они стекали шелковистыми волнами по девичьим спинам до самой земли. Небесные птицы пели им колыбельную на ночь, а утром будили, едва проглядывали первые ласковые лучи. Умывались сестры чистой росой, и звери лесные не ходили по их следу тропою охоты. И не знали девушки никакой нужды. И все для них было понятным и ясным.

Пока однажды не оказались они на поляне, в центре которой рос одинокий клен. Девушки прежде никогда не видели такого дерева. Красивого, но какого-то несчастного. В отличие от других дерево совсем не шумело и на спутанных корнях приподнималось над травой. А вокруг него все заполонил пустоцвет. Эта блеклая трава взбиралась все выше и опутывала своими усиками его корни. Казалось, клен нарочно вырывал себя из земли, чтобы освободиться от нее и, подобно беглецу, бежать неведомо куда.

Девушки не знали этого места, хотя и жили в этой чаще, сколько себя помнили. И вот, взявшись за руки, пошли сестры по полянке к одинокому дереву. С девичьим любопытством рассматривали они новое место, гладили руками высокую траву, нежно прикасаясь, сбивали пальчиками еще не осевшую росу с ее стебельков. Пока наконец их ладони не легли на кору таинственного дерева.

Одна из сестер, по имени Латель – «Веточка», прислонила свою маленькую головку к стволу и прислушалась к потаенной жизни внутри могучего растения. Имя другой было Аллая и означало «Ручеек». Подняв голову, девушка прикрыла глаза и стала вдыхать воздух, словно выуживая из него запахи листвы. Где-то вверху подул ветерок, дерево качнулось и натужно заскрипело. Сестры переглянулись, им стало совершенно ясно, что клен был болен. Страшный недуг, злой враг, глубоко засевший в дереве, мучил его.

Отпрянув от клена, девушки приподнялись на цыпочках и вытянули тонкие шеи, как будто собираясь взлететь. Затем, раскинув руки, стали взывать куда-то, издавая звуки, похожие на свист. По верхушкам деревьев прокатился ветерок. Латель подняла вверх руку. Наступила тишина. Так сестры стояли, всматриваясь в небо. Снова подул ветерок, и вдруг на запястье одной из сестер уселась птичка. Длинный крепкий клюв, яркое оперение и вдобавок вздернутый на голове хохолок выдавали в птахе настоящего бойца. В следующий момент птица юркнула к дереву и исчезла в нем. Лишь где-то меж переплетенных корней послышался настойчивый стук ее клюва.

И вот прямо из-под корней показался черный ус. Длинный, загнутый книзу и острый, как шип, он стал ощупывать пространство вокруг себя, да так, что чуть-чуть не задел Латель. Остановившись около ее ноги, ус на мгновение затаился, а затем так же шустро скрылся в своей норе. Через короткое время ус объявился вновь, но уже не один, а в паре с точно таким же черным, острым и длинным, как и он сам. Следом выглянула крепкая мохнатая голова с мощными, похожими на рога челюстями, а за ней показалось и все тело на десяти густо покрытых хитиновыми крючочками лапах. То, что вылезло из под клена, можно было отдаленно назвать жуком. К тому же очень огромным и мерзким. Его зеленая рогатая спина имела несколько глубоких дыр, вероятно только что оставленных ему хохлатым бойцом. Как только «жук» выполз на открытое пространство, из того же укрытия следом за ним метнулась и птичка и стремительно нанесла еще один удар по его хитиновой броне. Только сейчас стала заметна разница в размерах между сражающимися. «Жук» был величиной с хорошую кабанью голову, его соперник же легко умещался в девичьей ладошке. Насекомое, все это время не выдававшее себя, вдруг ловко поднялось на четыре задние лапы и задрало вверх оставшиеся шесть, густо покрытых кривыми шипами. К этому добавились еще и страшные челюсти, работающие как две клешни. Все было готово для решающего броска. Птичка, прошмыгнув в дюйме над выставленными вперед тисками страшного насекомого, скрылась в траве с другой стороны. Жук развернулся. Теперь уже наверняка он не упустит свой шанс. И, снова поднявшись на задних лапах и выставив в стороны шесть других как можно шире, рогач затаился. И вот…

Несколько травинок, сорванных стремительным вихрем, плавно, почти невесомо опустились на землю. Никто и не заметил, как это случилось. Получив удар клювом, как наконечником стрелы, в набитое брюхо, жук уже лежал в прежней позе ловца, в его спине, зияла сквозная дыра. С ним все было кончено.

Клен постепенно выздоравливал. Жадный пустоцвет оставил его корни в покое и убрался вон с поляны. Сестры же приходили теперь к спасенному дереву каждый день. Они присаживались у его корней и, подражая птицам, запевали для него свои странные песенки. Дерево, вроде как подпевая им, раскачивалось и шумело листвой. И следом оно игриво пропускало сквозь пышную крону солнечные блики прямо на лица девушек. Это очень веселило сестер, они жмурились и перебегали на новое место, скрываясь в тени, но световые проказники находили их снова, и тогда все повторялось. Иногда клен опускал свои большие ветки низко к земле, чтобы девушки могли легко взобраться на них. Он же раскачивал сестричек на своих могучих качелях. Так проходили дни за днями, и каждый новый день начинался с уже привычного: сестры отправлялись на цветущую поляну в гости к клену. Они знали, что это дерево было особенным. И дело не в том, что оно было единственным из своего рода-племени, и не в том, что стояло обособленно и одиноко, а в том, что с ним была связана тайна. Прислушиваясь к клену, сестры узнали и его историю. Нам она непременно показалась бы странной, невозможной, но для лесных дев в ней все было так, как и должно.

Как после долгой темной ночи ярко-желтое светило по утрам пронизывает все вокруг, вдыхая жизнь, так и клен был преисполнен надежды.

Однажды дерево отделилось от своих собратьев, потому что в нем зародилось желание