Гарри Тертлдав - Император для легиона Страница 10

Как всегда стараясь добраться до сути, Гай Филипп требовательно сказал:

– Но каким образом Туризин Гаврас добрался сюда так, что мы не узнали об этом? Да и его отряд вряд ли можно назвать «жалким сбродом». У него оставался прочти весь правый фланг, причем в полном порядке.

– Туризин Гаврас? – Евгениос Капанос уставился на центуриона а легким раздражением. – Я вовсе не имел в виду Туризина Гавраса. Я говорил об Императоре – Императоре Ортайясе. Насколько мне известно, другого у нас нет.

2

– Ты можешь заставить нас идти днем и ночью, и все же мы не догоним этого идиота Сфранцеза, – сказал Виридовикс Скаурусу через день после того, как они узнали от Капаноса невероятную новость.

Усталый, полный отчаяния, трибун остановился. Он так разозлился, узнав, что Ортайяс присвоил себе титул Императора, что безжалостно гнал свою маленькую армию на север, мечтая бросить узурпатора лицом в грязь. Но Виридовикс прав. Если оценивать обстановку здраво, не позволяя розовой пелене гнева туманить рассудок, то совершенно ясно, что у римлян нет никаких шансов захватить Сфранцеза. Отряд узурпатора двигался на конях, с ним не было женщин и раненых, и кроме того, Ортайяс опередил их на целый дневной переход. К тому же чем дальше на север продвигался легион, тем больше каздов встречалось на его пути, и захватчики становились все более агрессивными. Легионерам была ясна бесполезность погони, и только римская дисциплина удерживала их от открытого проявления недовольства, когда они продвигались к Питиосу. Сердца их не лежали к этой цели. Им приказывали идти быстрей после каждой остановки, но с каждым часом они шли все медленнее. Разумеется, они ненавидели Ортайяса Сфранцеза, но ненависть эта не мешала им понимать, что догнать его они не сумеют.

Лаон Пакимер чувствовал, что на этом привале многое должно решиться. Он подъехал к Марку и сказал:

– По-моему, нам пора остановиться.

В голосе его звучало сочувствие. Так же, как и римляне, катриш терпеть не мог Сфранцеза, однако выражение голоса нисколько не меняло смысла произнесенных им слов. Он тоже начал терять терпение и не видел смысла в продолжении заведомо обреченной погони. Марк посмотрел на Пакимера, потом на кельта, наконец, в последней надежде обратил взор на Гая Филиппа, неприязнь которого к самозваному Императору не знала пределов.

– Ты хочешь знать, о чем я думаю? – спросил старший центурион, и Марк кивнул. – Хорошо, я отвечу. Нет никакой надежды на то, что мы догоним этого ублюдка. Если ты заглянешь в глубину своей души, то признаешь, что это так и есть.

– Вероятно, ты прав, – вздохнул трибун. – Но если ты был уверен в этом и раньше, почему не сказал мне с самого начала?

– По очень простой причине. Независимо от того, схватим мы Сфранцеза или нет, Питиос – неплохой город, и туда недурно было бы добраться. Если Ортайяс решил идти к Видессосу морем, то ведь и мы можем сделать то же самое. Тогда нам не придется пробиваться с боями через западные территории. Но если смотреть правде в глаза, то между нами и портом слишком много проклятых каздов, чтобы мы могли добраться до моря без потерь. Они будут здорово трепать нас, вот увидишь.

– Боюсь, что и тут ты прав. Если бы мы только знали, где сейчас Туризин!

– Я тоже хотел бы это знать. Если только он еще цел. На западе слишком много врагов, чтобы мы могли пойти туда и узнать, что с ним.

– Знаю. – Марк сжал кулаки. Сейчас, как никогда прежде, он хотел бы получить весть от брата погибшего Императора, но в теперешней ситуации это было невозможно. – Нам надо уходить на восток, это единственный выход.

Они говорили по-латыни, и, поймав ничего не выражающий взгляд Пакимера, трибун быстро перевел ему свое решение.

– Разумно, – сказал катриш. Он наклонил голову в знак того, что согласен. – Но «восток» – довольно неопределенное понятие, а вы не слишком хорошо знаете эти места. Знает ли кто-нибудь из вас, куда вы, собственно, идете?

Несмотря на мрачное настроение, Марк не удержался от улыбки – катриш сильно преуменьшил их беспомощность.

– Казды не могут прогнать с этих земель всех. Я уверен, что мы сумеем найти одного-двух человек, которые покажут нам дорогу уже хотя бы для того, чтобы увести из своей местности большой отряд вооруженных людей, – сказал Гай Филипп.

Лаон Пакимер хмыкнул и развел руками в знак того, что сдается.

– На это я ничего не могу возразить. Я тоже не захотел бы, чтобы такой сброд разбил лагерь возле моего дома, и постарался бы избежать этого любой ценой.

Старший центурион был не слишком доволен тем, что его солдат обозвали «сбродом», но катриш принял предложенный им план, а это было главное.

На следующее утро Марка разбудил шум ссоры – это произошло незадолго до восхода солнца. Он устало выругался и сел на постели, чувствуя, что так и не отдохнул толком после вчерашнего перехода. Лежащая рядом с ним Хелвис вздохнула и перевернулась на другой бок, пытаясь снова заснуть. Мальрик, не спавший, когда трибун и Хелвис хотели этого, сейчас безмятежно посапывал носом.

Скаурус высунул голову из палатки как раз в тот момент, когда Квинт Глабрио и его подруга Дамарис проходили мимо. Она все еще ругалась:

– Самый бесполезный мужчина, какого я только могу себе представить! Что я в тебе нашла – до сих пор не понимаю!

Дамарис исчезла из поля зрения трибуна. Он был не прочь узнать, что привлекло _в _н_е_й _с_а_м_о_й_ Квинта Глабрио. Разумеется, она красива: точеное лицо, чудесная фигура, глаза карие, густые вьющиеся волосы. Но худа, как юноша, и чересчур вспыльчива – вечно в глазах пламя бушует. Она очень темпераментна, как и гордая Комитта Рангаве – подруга Туризина, – и одно это уже говорит о многом. Но у Квинта Глабрио не такой быстрый в острый язык, как у Туризина, и он не может поставить ее на место. Все это в целом оставалось для Скауруса загадкой.

Глабрио посмотрел в ту сторону, куда ушла Дамарис. Он напоминал человека, который решил проверить, кончилась ли гроза, но, заметив Марка, смутился, неловко пожал плечами и тут же исчез в своей палатке. Досадуя на то, что стал свидетелем чужой неловкости, трибун сделал то же самое.

Последняя вспышка гнева Дамарис все-таки разбудила Хелвис. Отбросив с лица спутанные волосы, она села и пробормотала:

– Я так рада, что мы не ссоримся, Хемонд…

И остановилась в замешательстве.

Марк хмыкнул, и рот его расплылся в неуклюжей улыбке. Скауруса не беспокоило, когда Хелвис по ошибке называла его именем своего погибшего мужа, но каждый раз, когда это случалось, он не мог удержаться от дурацкой усмешки.

– Думаю, что ты можешь разбудить мальчика, – сказал он. – Весь лагерь уже кипит.