Арлен Аир - Кружевница Страница 10

На второй день жизни в приюте, меня вместе со всеми привели в учебный класс. Помощница настоятельницы раздала книги и велела читать историю жизни короля Ферна. Я с интересом полистала книжку, посмотрела картинки. Попыталась предположить, кто тут король Ферн.

— Почему ты не выполняешь задание? — строго спросила меня помощница.

Я недоуменно на неё посмотрела.

— Открой на тридцать шестой странице и читай.

— Э…э…. Простите. Я не умею.

— Ты не умеешь читать?!

— Ну, да.

— А цифры знаешь?

— Нет. Но считать до ста умею, — похвасталась я.

— Понятно, — женщина поджала губы и велела идти за ней.

Мы прошли через всё здание и направились в левый коридор. Поднялись на второй этаж и оказались перед кабинетом настоятельницы. Помощница быстро пояснила, что им досталась совершенно тупая воспитанница, которая в таком возрасте абсолютно безграмотна. Дальше они решали, что со мной делать. Помощница предлагала оставить всё, как есть, а настоятельница велела поручить меня какой-то Каме. Причем сообщила, что если за месяц я не выучу буквы, то так и быть оставят меня в покое.

Кама была одной из старших воспитанниц. Я узнала, что ей семнадцать лет, и она готовится стать помощницей. А то, что ей поручили обучать, восторгов у неё совсем не вызвало. Кама посадила меня в одном из маленьких классов. Быстро перечислила все буквы. Ткнула в книге, показав, как они выглядят, и велела до завтра нарисовать всё на листке бумаги.

Буквы мне понравились. Рисовать было не сложно. Мне у госпожи Риан приходилась сколоки и посложнее изображать. На следующий день, сразу после работы в огороде Кама пришла проверить меня. Я бодро пересказала ей все буквы и показала рисунки. Девушка пожала плечами, сообщила, что буквы не рисуют, а пишут и начала учить складывать их в слова. Вот тут меня ждало потрясение. Казалось бы что такого. Но невзрачные закорючки вдруг волшебным образом соединялись в звуки. Я не заметила, когда ушла Кама, пропустила ужин, опомнилась, только, когда стало так темно, что я не различала слова в книге.

Кама ещё раз приходила меня учить. На этот раз она показала цифры и простейшие действия сложения и вычитания. Цифры меня не привлекли. Нет. Я конечно, запомнила. Но не влюбилась так же, как в буквы.

Отныне у меня появилась одна страсть — книги. Через месяц, когда настоятельница решила проверить мои знания я уже читала быстрее всех. Она даже усомнилась в том, что я раньше не умела этого делать. А я отыскала в приюте библиотеку и пропала…. Теперь меня не возмущало и не раздражало никто и ничто. Я, как во сне, выполняла обязательную ежедневную работу, дежурила на кухне, а потом окуналась в мир книг. Дни пролетали незаметно. С удивлением обнаружила, что в один из дней меня послали расчищать дорожку от снега. Я так изумилась, что в этот день не читала книг. Да, честно говоря, некоторые книги я читала уже по второму разу. Приютская библиотека была маленькой. Я даже попробовала позаниматься математикой. Освоила умножение и деление. Но по-прежнему, эта наука восторгов не вызывала.

Ещё я вспомнила, что Марк обещался приехать зимой с обозом. Потому набралась смелости, и спросила помощницу настоятельницы. Та, привычно поджав губы, ответила, что в этом году обоза не будет. В тот день я не обратила на её слова должного внимания. Но через пару недель стала замечать, что порции каши стали меньше. Ещё через неделю кухарка перестала печь хлеб. Если бы не запасы овощей, что мы вырастили летом на огороде, я вообще не представляю, чем бы нас кормили.

Наверно, впервые за свою жизнь я ощутила чувство настоящего голода. Часто перед сном мне так хотелось кушать, что не могла уснуть до полуночи.

Иногда у нас появлялось немного еды. Оказалось, что некоторые девочки по выходным ходят на рынок и попрошайничают. В начале меня это шокировало. Но через пару недель, я сама готова была на все, ради небольшого куска хлеба. Настоятельница тоже стала напоминать ходячий скелет. Мне очень хотелось узнать, отчего в приют не присылают еды, но не осмеливалась задавать вопросы. Зато с воодушевлением приняла предложение одной из девочек пойти на рынок.

— Я раньше с Томкой ходила, — просвещала меня Нура. — Но она совсем слегла. Слышала, как она всю ночь кашляла?

Молча кивнула. В спальне у нас было холодно. Половина воспитанниц давно болели. Удивительно, что я в этой ситуации ни разу не чихнула.

На рынке Нура уверено повела меня к какому-то постаменту. Сложила у ног пустые котомки и велела вставать рядом. День был морозным. Уже через час я стучала зубами от холода и с трудом отогревала пальцы своим дыханием. Понятно было, что долго мы так не простоим. За это время, нам кинули всего пару картофелин и небольшую лепёшку.

Нура тоже замерзла, хотя зубами и не стучала. Но посиневшие губы выдавали её состояние. Я уже хотела спросить, не пора ли возвращаться, когда к нам подошел высокий мужчина, поставил рядом мешок, развернулся и пошел прочь. Меня так поразила внешность господина, что я не сразу опомнилась. Никогда не видела таких людей.

— Ливиец, — прошептала подруга.

Так вот они, какие жители севера. Мы же задерживаться на рынке не стали. Не разглядывая содержимое мешка, поспешили в приют. Пока шли, я всё вспоминала лицо Ливийца. Бледное, с серыми, будто ледяными глазами. Он так сильно отличался от всех, кого я встречала раньше.

— Нура. А что здесь делает Ливиец?

— С караваном наверно пришел. У них же телег нет, только сани. Потому и торгуют с Кобером только зимой.

— А чем торгуют?

— Мехами, камнями драгоценными. Да много чем. Я всего и не помню.

— Ты так много знаешь. Давно в этом приюте?

— С рождения.

— И что вот так всегда зимой голодно?

— Не всегда. Но лет пять назад нам также не прислали зимний обоз. Ты думаешь, почему все девчонки работали летом в огороде и никто не возмущался? Мы слишком хорошо знаем, что такое голод.

— Ужас.

— Не переживай. Вот снег сойдет, может, и пришлют обоз.

В этот день у нас был настоящий пир. Мешок ливийца был загружен хлебом. Семь больших буханок. Настоятельница разрешила съесть половину. Сама нарезала на тонкие кусочки и раздавала девочкам. Мы сидели на кухне, поджаривали кусочки хлеба на печке и запивали травяным отваром. Могу поклясться, что в жизни не ела ничего вкуснее.

— Если бы не Ама, мы бы хлеб не получили, — делилась своими впечатлениями Нура.

— Ты думаешь, это он мне дал? — удивилась я.

— А то кому же? Ливийцы всех Коберцев ненавидят. А ты Эритка. Выглядишь худой, да больной. Вот он и пожалел.

Это заявление меня озадачило. Никогда не задумывалась, что симпатии к одной стране и ненависть к другой могут проявляться так странно.