Клайв Льюис - Хроники Нарнии Страница 10

— Знаете, — сказала Люси, — мне кажется, она говорит: идите за мной!

— И я так думаю, — сказала Сьюзен. — А ты, Питер?

— Очень даже может быть, — ответил Питер.

И малиновка будто все поняла: она перелетала с дерева на дерево, оставаясь на виду, чтобы путники могли легко следовать за ней. Так они и продвигались вниз по склону холма. С каждой ветки, на которую садилась малиновка, осыпалась снежная пыль. Облака в небе рассеялись, проглянуло зимнее солнце, и оснеженная земля засияла ослепительным блеском. С полчаса они так и шли — девочки впереди, братья позади. И тут Эдмунд шепнул Питеру:

— Если твое величество, а также высочество, соблаговолит меня выслушать, то узнает кое-что важное.

— О чем ты? — недовольно откликнулся Питер.

— Тише! Не стоит пугать девчонок. Разве ты не понимаешь, что мы делаем?

— А что? — Питер тоже перешел на шепот.

— Нас ведет проводник, о котором нам ничего не известно. Почем знать, на чьей стороне эта птаха? А может, она ведет нас в западню?

— Худо дело! Но все-таки малиновка, знаешь, она — хорошая птичка. Во всех книжках, которые я читал, об этом говорится. Нет, я уверен, малиновка на нашей стороне.

— На нашей? А откуда тебе известно, где какая сторона? А вдруг как раз фавны — нам враги, а королева — наоборот? Ну да, конечно, нам сказали, будто она ведьма. Мало ли кто что скажет? А на самом-то деле мы про них ничего не знаем.

— Фавн спас Люси.

— Но это он так сказал. А что там было по правде? И еще. Ты представляешь себе, как мы отсюда найдем дорогу домой?

— Тьфу ты! — воскликнул Питер. — Вот об этом я не подумал.

— И обеда тоже не будет, — сказал Эдмунд.

Глава 7

День с Бобберами

Братья шептались, девочки шли впереди, и вдруг обе воскликнули: «Ой!» — и остановились.

— Малиновка! — закричала Люси. — Малиновка, она улетела!

И точно: птичка исчезла.

— Ну, что теперь будем делать? — сказал Эдмунд, многозначительно глянув на Питера — мол, я же тебе говорил.

— Тс-с! Смотрите! — шепнула Сьюзен.

— Что там? — спросил Питер.

— Кто-то шевелится там, за деревьями… Вон там, чуть левее.

Все четверо уставились в ту сторону, и всем было очень не по себе.

— Вон оно, снова, — сказала Сьюзен чуть погодя.

— Да, теперь и я заметил, — откликнулся Питер. — Оно все еще там. Только спряталось за деревом.

— Что это может быть? — Люси изо всех сил старалась говорить спокойно.

— Кто его знает, что оно такое, — заметил Питер, — ясно только, что оно прячется. Оно не хочет, чтобы мы его заметили.

— Пойдемте домой, — предложила Сьюзен. И в этот самый миг, хотя никто ничего не сказал вслух, девочки догадались о том, о чем недавно шептались их братья. Они поняли, что заблудились.

— На что оно похоже? — спросила Люси.

— Оно… на какое-то животное, — только успела сказать Сьюзен и закричала: — Смотрите! Смотрите! Скорее! Вон оно…

На сей раз все разглядели усатую звериную морду, выглянувшую из-за дерева; зверь не спешил прятаться. Нет, он прижал лапу к своей пасти, как бы призывая к молчанию — совсем как человек прикладывает палец к губам, — и только мосле этого снова скрылся. Ребята застыли, затаив дыхание.

Чуть погодя неведомый зверь вновь показался из-за дерева, осторожно оглядываясь, как будто страшась, что за ним кто-то следит, прошептал: «Ш-ш-ш» — и, поманив их лапой к себе, в чащу, снова исчез.

— А я знаю, кто это, — сказал Питер. — Это бобр. По хвосту видно.

— Он зовет нас, — сказала Сьюзен, — и просит не шуметь.

— Это я понял, — ответил Питер. — Не знаю только, идти или нет? Как ты думаешь, Лу?

— Я думаю, бобр — хороший.

— Она думает! — проворчал Эдмунд, — Тут надо не думать, а знать наверняка.

— Может быть, рискнем? — предложила Сьюзен. — Все равно нет смысла торчать здесь, и вообще, у меня все животики подвело.

Тут бобр высунулся из-за дерева и снова поманил их.

— Пошли, — сказал Питер. — Будь что будет. Держитесь все вместе. Уж с одним-то бобром, если что, мы как-нибудь справимся.

Так, бок о бок, они дошли до дерева, обогнули ствол, и там их действительно ждал бобр, который тут же двинулся дальше, прохрипев шепотком:

— Пошли, пошли! В чащу. Здесь опасно!

И больше не сказал ни слова, пока не привел их в укромное место между четырьмя елями, стоявшими так тесно, что их ветви смыкались над головой наподобие крыши, а коричневая земля под ногами, покрытая толстым слоем опавшей хвои, не знала снега, — только там бобр заговорил.

— Скажите, вы — сыны Адама и дочери Евы? — спросил он.

— Да, здесь нас четверо, а на самом деле… — начал Питер.

— Ш-ш-ш! — зашипел бобр. — Потише, пожалуйста. Здесь тоже весьма опасно.

— Опасно? Кого вы боитесь? — понизил голос Питер, — Здесь, вроде, кроме нас никого и нет.

— Лес, — молвил бобр, — он всегда прислушивается. Во-обще-то деревья на нашей стороне, но в лесу найдутся и такие, что очень даже способны сообщить ей. Вы понимаете, что я под этим разумею? — И он покачал головой.

— Если уж пошел такой разговор, — вступил Эдмунд, — почем нам знать, что вы нам друг?

— Не сочтите за грубость, господин бобр, — добавил Питер, — но, видите ли, мы здесь впервые.

— Совершенно с вами согласен, совершенно согласен, — отвечал бобр. — Я покажу вам знак, — с этими словами он протянул им какую-то белую тряпочку. Они с удивлением разглядывали ее, пока Люси вдруг не признала:

— Да ведь это же мой носовой платок, тот самый, что я отдала бедному господину Тамнусу.

— Совершенно верно, — сказал бобр, — Бедняга почуял, откуда ветер дует, и успел вручить это мне. И сказал, что ежели с ним что-нибудь этакое случится, я должен дождаться вас и отвести… отвести к… — Тут он с таинственным видом покачал головой и вовсе умолк. Затем, знаками подманив их еще ближе, так близко, что щеточки его усов щекотали им щеки, добавил еле слышно: — Слух прошел, будто Эслан скоро прибудет, а может быть, он уже на нашем берегу.

И тут произошло нечто удивительное. Хотя тогда ребята знали об Эслане не больше вашего, однако, едва бобр произнес это имя, каждый ощутил нечто этакое, необыкновенное. Знаете, как бывает во сне: будто кто-то что-то говорит, а вы не понимаете ни слова и все же чуете, что речь идет о чем-то очень важном — либо о страшном, и тогда сон оборачивается кошмаром, либо о несказанно прекрасном, и тогда сон становится чудесным, таким чудесным, что вы его запомните и всю жизнь будете хотеть вернуться в него. Нечто подобное случилось и теперь. При имени Эслана в душе у каждого что-то повернулось. Эдмунда охватил таинственный ужас. Питер ощутил себя храбрым и находчивым. Сьюзен как будто окунулась в волны дивного аромата и чудесной музыки. А Люси — знаете, как бывает, когда, проснувшись поутру, вдруг вспомнишь: а ведь сегодня настало лето или, скажем, начались каникулы, — вот именно это и почувствовала Люси.