Александр Прозоров - Зубы дракона Страница 10

Поев, мы оделись. На этот раз Тхеу повесила на пояс ольхон. Трудно дать ему точное определение — обоюдоострое лезвие длиною почти в локоть, ближе к концу изгибается под углом примерно сорок пять градусов. В месте изгиба оно утолщалось почти до полутора сантиметров. В руке ольхон давал точно такое же ощущение, как и топор. Вынесенный далеко вперед центр тяжести наверняка позволял использовать его для рубки дров и доспехов, но затруднял применение обратной, загнутой стороны в качестве серпа. А может, и наоборот. Деревянные ножны представляли из себя расщепленную вдоль палку, в которую лезвие входило сбоку и освобождалось коротким сильным ударом по рукояти.

Понаблюдав пару минут, как я пытаюсь намотать на ноги рапсаны, женщина обула меня сама, и мы отправились в путь.

— Я так понял, Тхеу, мы идем на Голодное поле?

— Да.

— А что мы там собираемся искать?

— Там конопля растет. Тебе ведь нужна одежда?

— Нужна. Но только мои познания о производстве одежд ограничены магазином.

— Что такое ма-ка-зын?

— Ну-у… Место, где можно получить готовую одежду.

— А-а, купцы. У нас очень давно не было купцов. С тех самых пор, как убит последний дракон. Мы все делаем сами.

— Даже одежду?.. — как можно сделать хотя бы элементарный носовой платок без помощи ткацкой фабрики я совершенно не представлял.

— Это очень просто. Берешь стебли конопли, несколько дней вымачиваешь в воде на солнце, потом сильно отбиваешь камнями и хорошо промываешь. Стебли остаются прочными, но становятся мягкими. В общем, после этого из них уже можно плести рапсаны. А если делать рапсодию, то после этого коноплю снова замачивают, но добавляют жеваных листьев. Когда вода начнет пахнуть мертвечиной, выжидаешь неделю, потом снова промываешь, отбиваешь камнями, промываешь… Ну, несколько раз так делаешь, пока трава не станет мохнатой. После этого ее вычесываешь мелким стальным гребнем, и весь получившийся пух хорошенько вымачиваешь и держишь несколько дней на солнце. Потом скручиваешь пух в нить и можешь плести рапсодию…

— Ох, и не хрена ж себе… — я взглянул на свою одежду новыми глазами. Это ж сколько сил угроблено на эти неказистые с виду тряпочки?! Люди, гуляющие по магазинам и лениво ковыряющиеся в грудах шелков, бязей, сатинов, драпов и вельветов даже не представляют, какой великолепный подарок предоставила им цивилизация! Три метра суровой, брезентоподобной ткани для рапсодии можно купить в Гостином дворе за считанные копейки, да еще любой расцветки… А здесь ее создают почти два месяца, тратя столько сил! С ума сойти!

— Не волнуйся, Лунный Охотник, это совсем не сложно. Я тебе помогу. — Похоже, мысли мои четко пропечатались на лбу.

Дорога извивалась, прижимаясь к скалам. От нее до горных склонов по другую сторону долины тянулся луг, густо поросший изумрудной травой. Кое-где виднелись невысокие заросли кустарника.

— Невероятно. Нигде ничего не посеяно, не вспахано.

— Охотники придут, все разорят. Да еще хозяина могут выследить. — Тхеу показала рукой на ближние к нам кусты. А вот там, кажется, у деда что-то растет. И ничего не заметно. А специально искать охотники не станут. Они сюда отдыхать приходят. А это — Говорящая Скала.

Высокая плоская скала стояла под углом к узкому, метров пять шириной, ущелью, похожему на русло высохшей реки. Из ущелья дул плотный жаркий ветер, больно жалящий крупными раскаленными песчинками. Мы обошли скалу и двинулись дальше по долине, круто снижающейся вниз, и скоро я понял, что за место называют Голодным полем — это было натуральное болото.

От хлюпавшей и колыхавшейся под ногами почвы поднимался тяжелый тухлый пар. Время от времени в воздух с натужным жужжанием поднимались комары, но сразу падали обратно. Густая жесткая коричневая трава доходила до пояса.

— Вот и пришли. Я буду косить, а ты собирай. — Тхеу ударила по рукояти ольхона, и он буквально прыгнул ей в руку. Она присела, отвела руку с ножом в сторону и резко взмахнула над самой землей. Подрезанная у корня трава широким полукругом легла на бок. Женщина сдвинулась на шаг, и снова взмахнула… Вот тебе и «трудно использовать в качестве серпа»! Я еле успевал укладывать.

Минут через десять у нас получилось две крупные копенки почти в человеческий рост.

— Что ты на них смотришь? Утаптывай! — она разбежалась и с визгом прыгнула на одну копешку. Та завалилась на сторону. Тхеу быстро собрала траву обратно в кучу и повторила процедуру «утаптывания». Я последовал ее примеру. Полчаса визга, смеха и возмущенного жужжания комаров, и охапки свалялись до вполне приличного размера. Моя красавица ловко перевязала их веревкой, и мы направились до дома.

Пока под ногами плясал болотный влажный торф, было не до разговоров, но когда мы вышли на дорогу, я догнал Тхеу и спросил:

— Слушай, а правда есть легенда, что дети Луны на земле долго не живут?

— Выброси болтовню этого мальчишки из головы. Ерунда все это.

— Ты знаешь, а по-моему, он прав. Дети Луны не могут жить долго.

— Перестань! — звонко крикнула она.

— Ты меня не поняла, Тхеу. Просто я вспомнил свой вчерашний день. Если бы ты не дала мне рапсодии, я наверняка бы схватил тепловой удар. Если бы попытался напиться водой из Колодца, запросто бы простудился. Или меня сожрали бы ночью комары, или я сдох бы от голода… Май говорил правду. Если бы не ты, я бы уже окочурился.

— Не хочу! — Она бросила охапку на дорогу, приблизилась, провела ладонью мне по щеке. — Лунный Охотник… Я так рада, что решилась тогда позвать тебя… Сперва боялась… А потом позвала.

Я взял ее лицо в ладони, осторожно коснулся губами глаз, носа, губ… Жаль, она не умеет целоваться. Тхеу замерла в моих руках, но пальцы ее уже развязывали пояс рапсодии… Мы опустились на песок…

— О, черт! — и тут же вскочили. Песок успел нагреться как сковорода.

— Пойдем, — рассмеялась Тхеу, — тут-рядом есть уютная щелка…

Метрах в двадцати, под черной отвесной скалой, скрытая от посторонних глаз между двумя многотонными валунами, укромная скалистая площадка нагреться еще не успела, но оказалась на редкость жесткой. Уже через минуту я не выдержал, вскочил, выбежал на дорогу, притащил охапку конопли и бросил на камни. Ложе любви… Господи, как она красива! И смеются карие лучики в голубых глазах, обжигают дыханием губы, нежностью наполнены руки…

— Тихо! — внезапно встрепенулась женщина, зажав мне рот ладонью. — Говорящая скала!

Я прислушался. Шелест. Просто громкий шелест… Но скоро напряженный слух стал различать в нем отдельные шаги, голоса.