Александр Воронков - Искры завтрашних огней Страница 10

Зееман задумчиво взглянул на меня, после чего вновь оборотился к раненому свойственнику:

- И то верно... Юрась, сей достойный человек, хоть и молод, але ж уже добрый мастер и полноправный член братства Святого Лаврентия, что в Жатеце. Едет со мной в Пражский Град, гхм, по цеховым делам.

Влченишский пан недоумённо вскинул брови:

- С каких пор, дядюшка, ты озаботился делами простолюдинов, да ещё из чужого города? На тебя это не похоже.

- Э, Юрась, мне до их дел касательства нету. Ан мастер Макс - человек полезный, да и за оружие держаться худо-бедно способный. - Зееман разгладил ладонью усы и бороду, скрывая едва заметную усмешку. - Он приятелю моему важную услугу сумел оказать, вот тот и попросил захватить его попутчиком, раз уж всё одно на Влтаву еду. Не по-христиански отказывать ближнему в такой малости! Так теперь и он нам не откажет, небось, добрую трапезу соорудить. Верно я говорю, мастер Белов?

- Само собой, пан Ян! Со всем старанием. Было б только из чего, а уж на вкус пищи никому жаловаться не придётся.

- Ну, так ступайте с Полуксендзом, да и они вот - старый земан сделал жест в сторону притихших в углу стариков - а мы пока с паном Влченишем по-семейному втроём побеседуем.

- Дозволь луку взять? - обратился я к раненому пану.

- Бери, что потребно, да и ступайте, ступайте! Да двери прикройте, нечего холод напускать! - Раздражённо буркнул Влчениш.

Ну понятно, господа вояки желают посекретничать, вон, даже стариков выставляют прочь. Второй-то раненый, похоже, в беспамятстве: за всё время не вздохнул, не шевельнулся. Ну что ж, мне чужие секреты ни к чему, на самом разве что штамп 'Для служебного пользования' не проставлен.

Прихватив со стены луково-чесночную вязанку, я вслед за Чтвртаком прижмурившись, вышел из избушки. Даже сквозь полусомкнутые веки сияющий в солнечном свете снежный покров слепил приспособившиеся к мраку жилища глаза, а свежий морозный воздух холодными струями врывался в ноздри, вытесняя из лёгких вонь и чад влченишевского жилища. Эх, хорошо-то как!

Второй очаг, на котором мне и предстояло готовить, как выяснилось, был сложен в яме внутри самого большого шалаша, в котором спокойно могла разместиться дюжина человек. Хотя определение 'сложен' к нему малоприменимо. Роль эту играла здоровенная разбитая макитра литров эдак на двенадцать объёмом. Псевдо-дымоход представлял вставленные друг в друга трубки из свёрнутой коры, заглублённые в выходящую за пределы шалаша канавку, присыпанную сверху землёй. Остроумное сооружение выводило за пределы лесного жилища большую часть дыма, рассеивая его поодаль, в ближайшем кустарнике. Впрочем, полностью от задымления помещения эта конструкция не спасала.

Основательные и запасливые - а что вы хотите: славяне! Сам такой - разбойнички надыбали в качестве кухонной посуды не только с полторы дюжины разных керамических горшков и плошек, но и три металлических котла, два из которых, судя по форме, явно были затрофеены у покойных монголов.

Наскоро перезнакомившись с присутствующими и доведя информацию, что на сегодня власть на кухне меняется, я скинул стесняющий движения кожух и принялся за дело. Прежде всего погнал деда Стаха за хранящимися в сарайчике вяленым мясом и упомянутыми Чтвртаком овощами, основательно умылся возле шалаша ароматно-свежим снегом, тщательно оттерев руки. Ещё не хватало какую заразу в пищу занести! Попавшихся под руку Павла и Эзру снабдил тяжеленными деревянными вёдрами и озадачил доставкой воды из родника под крестом. А нечего: на всех буду готовить, так что и им достанется. Тем более, что по социальному статусу они стоят ниже всех, присутствующих в разбойничье-повстанческом лагере: хлоп - это живая собственность своего хозяина, самый нищий крестьянин-седлак намного значимей такого запроданца. Ну, а мне, назначенному на время похода жбановым шеф-поваром, они подчиняются автоматически в качестве кухонных рабочих. Ничего не поделаешь: феодализм. Всё упорядочено. Личная свобода не распространяется за рамки сословных ограничений.

В течение пяти минут мои помощники приволокли и воду, которую тут же частично поставили кипятить, и вяленую по-монгольски баранину, и пару корзин песка, в котором здесь принято хранить зимой овощи. В первой корзине оказалась неизменная репа, зато во второй довольно крупные, учитывая почти полное отсутствие селекции, морковины. Ну что же: могло быть и хуже. Из этого ассортимента продуктов можно хоть что-то соорудить, а то я уж опасался...

Вооружившись ножом и неким подобием разделочной доски, я за полчаса перечистил и крупно порубил морковку, закинув её вариться в закипевшей воде вместе с пятком луковиц. А что вы хотели: количество голодных дядек возросло почти вдвое, не накормишь - того и гляди, самого съедят! Бамбарбия кергуду, конечно. Шутка.

Жёсткая баранина пласталась с трудом: ну, не предназначен мой живопыр 'made in USSR' для разделки мяса, тем более провяленного до состояния кожаной подошвы сапога. Тем не менее, к тому моменту, когда настала пора вылавливать привязанной к палке большой деревянной ложкой сварившуюся морковь, баранина уже была порезана на куски примерно с два пальца толщиной. Высыпав их в морковный отвар, я принялся в большом горшке перетирать разваренные корнеплоды до пюреобразного состояния, после чего, озадачив бабушку Ладицу чисткой чеснока и лука, приволок оставленный в санях походный мешок.

Нет, всё-таки хорошо, что меня воспитали таким запасливым хомяком, причём хомяком, не скупящимся на приобретении действительно полезных вещей! Ещё собираясь в Жатеце в путь, я прихватил с собой кучу достаточно дорогих ингредиентов, готовка без которых - зряшная трата продуктов. В отдельной 'сухарной сумке' у меня приныкан кожаный мешочек соли, купленный на жатецком рынке у торговца из бывшей Польши, заткнутая притёртой пробкой глиняная посудинка с лампадным, то бишь низкосортным оливковым, маслом и две коробочки с саморучно молотым в ступке чёрным перцем и собственноручно же приготовленной горчицей. Был ещё и кувшинчик перебродившего в уксус вина, но, увы, он не перенёс превратностей дороги и его черепки давным-давно оказались выкинутыми на обочину дороги.

Впрочем, после опроса местных товарищей выяснилось, что уксус и масло имеются и в разбойничьем лагере: 'остатки былой роскоши', доставленные паном Юрасем из поездки в монастырь к брату. Было привезено и изрядное количество корчаг с вином, да вот только до сей поры не сохранилось ни одной: что не употребил в течение двухмесячного запоя Влчениш, то пришлось бросить в замковой кладовой, спешно покидая родовое гнездо.

Специям я быстро нашёл применение, добавив их в морковное пюре и подмешав туда же меленько нашинкованный лучок с чесноком. После этого, наскоблив две полные пригоршни стружек от крепчайшего овечьего сыра, смешал их с получившимся соусом. Приправив им разложенную по нескольким плошкам исходящую паром баранину, я, наконец, смог утереть честный трудовой пот. Что ни говори, а в условиях отсутствия кухонной культуры начала двадцать первого века труд повара - та ещё каторга. Все эти мясорубки, электрические и газовые печи, миксеры и холодильники настолько облегчают жизнь, что я скоро буду морально готов сам изобрести электричество, дабы когда-нибудь иметь возможность воткнуть штепсель в розетку вместо того, чтобы долбаться у первобытного очага как советский космонавт из анекдота: 'с помощью молотка, зубила и такой-то матери'!