Джульет Марильер - Тенепад (ЛП) Страница 10

Я посмотрела на свои туфли, починенные фейри. Если я в них приду в поселение, меня сразу передадут людям короля. Даже такое спокойное поселение, как у Дункана, не могло не видеть очевидных вещей. А Сбор? Я не знала, в какую сторону шли Силовики после кошмаров в Темноводной. Сбор в каждом году шел по разным путям, приказы никогда не были одинаковыми. Некоторым удавалось избежать этой участи, но никто не знал, что будет дальше. Кельдек умело использовал внезапность. Народ не знал, когда придут Силовики. И если я попрошусь в Среброводье, то навлеку на них беду.

Я добралась до берега до того, как солнце достигло пика. Я не шла вдоль воды, ведь там было людно. Хоть и было время Сбора, жизнь продолжалась. Я видела рыбаков, мальчиков с гусями, девочку с маленьким стадом коз. Порой я видела, как люди сдвигаются к краю дороги, слыша топот копыт, возвещающий о прибытии группы Силовиков в черном на больших темных конях. Они двигались парами, упряжь звенела серебром, головы скрывали кожаные шлемы, а на круглых щитах был виден Олень Олбана – эмблема короля. В основном, они двигались на восток, словно возвращались в Летний форт, где Кельдек жил в теплое время года. Я дрожала. Король может сейчас быть там. А мой путь проходил рядом с тем местом, я могла пересечься на пути с Силовиками. Я и дня не проживу, если такое случится. И я шла по лесу, деревья скрывали меня.

Я неплохо продвинулась вдоль берега, до сумерек я увидела среди буков поселение Среброводья чуть дальше холма. Там были дома, была стена, был дом атамана с башней. И во дворе между амбарами и сараями что-то было лишним. Я замерла в тени деревьев.

Небольшая группа собралась на открытом месте: мужчины, женщины, дети – жители поселения и слуги атамана. Они стояли безмолвно с мрачными лицами. А вокруг них были Силовики с оружием. Никто не бежал. Не кричал. Ничто не горело. Но там, где в центре рос красивый дуб, который я хорошо запомнила, ведь его тень любили курицы и собаки, как и дети, теперь была тьма. Веревка свисала с крепкой ветки, Дункан стоял под ней, балансируя на стуле. Силовик в маске стоял за ним. Я смотрела, продрогнув до костей, а Силовик забросил петлю на шею Дункана и затянул.

- Нет, - выдохнула я. – О, нет, - жена Дункана была в безмолвной толпе, как и его дети и верные слуги, все люди из его дома. Я представила, как они шикают на детей, боясь, что крик не вовремя принесет такую судьбу и им.

Я хотела закрыть глаза. Хотела отвернуться. Часть меня протестовала: «Это не моя история, не мой народ. Я отвернусь и уйду. Притворюсь, что не видела». Но я держала глаза открытыми, я видела, как вешают хорошего атамана. Когда все закончилось, Силовики отошли, и друзья Дункана сняли его. Жена опустилась рядом с ним, закрыла его глаза. Силовики стояли вдали, пришли они, похоже, только ради этой казни. Некоторые из них уже ехали к воротам, хотя пятеро или шестеро остались.

Тишина спасла жену Дункана. Она выбрала другой путь. Она не рухнула на тело мужа, рыдая. Она встала, вскинув голову, и рявкнула смелые слова в сторону убийц. Я застыла, глядя на нее, заметила, что старик с трудом удерживает ребенка – сыночка атамана, наверное – чтобы он не побежал к ней.

Ее убили одним взмахом меча. Ее голова откатилась, оказавшись рядом с ногами застывших свидетелей. Убийца вытер оружие о траву, бросил несколько слов толпе, пряча меч в ножны. Старик зажимал рукой рот мальчика; я видела, как женщина закрывала их.

«Хватит, - просила я Силовиков. – Не нужно здесь еще больше зла».

Убийца развернулся, забрался на коня и направился к воротам поселения. Он был последним. Он уехал на дорогу и пропал из виду, и ненормальная тишина исчезла. Старик отпустил мальчика. Он не пошел к маме, лежавшей в луже крови, как и не пошел к отцу. С диким яростным воплем он бросился за Силовиками, словно один мальчик мог одолеть их. Трое или четверо мужчин побежали за ним, мешая ему. Он боролся с ними. Он рыдал, а старик, его дедушка, скорее всего, держал его, пока тот изливал ярость. Другие подошли к останкам жены атамана, накрыли одеялом Дункана, чтобы не мучить детей, которые не должны были этого видеть.

А мне пора идти. Я ничего не могла здесь поделать, Олбан стал страшным местом. Что будет с этим народом, если их глава и его жена убиты? Я слышала, что Кельдек любил садить местными лидерами своих людей, не думая о традициях семей и кланов. Кто-то должен был управлять народом, кто-то должен был спасать во времена беды. Я не знала, чем Дункан заслужил такой конец: приютил беженца, выразил сомнения или использовал магию? Атаман был хорошим, народ любил его. Мне хватил двух дней, чтобы узнать это. Я шла, представляя открытое место, окруженное стеной, пустое, кроме дерева без листьев. И на земле было большое красное пятно. У пятна остановился пес. Слышались рыдания, а на вершине башенки висело новое знамя – гордый олень Кельдека, короля Олбана.

Я шла так долго, как только могла, вдоль озера, пока меня не остановила темнота. Я не разводила костер, ведь Силовики были близко. Я не могла так рисковать. Я провела холодную ночь, прижавшись к валуну, и отправилась на рассвете. Я запомнила этот урок. Я не буду искать ночлега у людей.

К следующей ночи я добралась до водопада, который добрый народец назвал Девичьими слезами. Все было, как они и описывали – брызги спадали на покрытые мхом камни. Рыбы с белыми брюхами плавали в темноте в неподвижном пруду над водопадом, и когда я опустила в воду нить, тусклый лунный свет словно приманивал их к крючку. Я прошептала благодарность богам за щедрость, быстро убила рыбу и насладилась лучшим ужином после каши Флинта. Уриска не было ни видно, ни слышно, хотя добрый народец предупреждал о нем. Я и раньше о нем слышала – бабушка рассказывала, что это самые одинокие существа в Олбане, они всегда жили под водопадами.

Я укуталась в накидку Флинта, закрыла тканью уши и уснула в тепле углей, что были красно-золотыми в тенях, журчание воды успокоило меня.

В темноте полуночи пронзительный вопль ударил по голове, разбудив меня.

Я заставила себя застыть против инстинктов. Стенания продолжались, у меня стучали зубы, и стыла кровь. Слов не было, но я чувствовала горе существа, его одиночество, желание дружбы.

«Не говори с ним, или он пойдет за тобой. И никогда не отпустит», - можно было и не предупреждать меня. Я знала об этом с трех лет, когда мы с Фарралом играли в уриска, появляясь из укрытия с воплями, протягивая руки, пока жертва старалась молчать и не шевелиться. Теперь настоящий уриск кричал в нескольких шагах от меня, я дрожала в коконе накидки. Нельзя двигаться, нельзя успокаивать, хоть и хотелось.

«Все хорошо. Я приду к тебе. Я останусь с тобой и поговорю», - было легко это сказать, так просто, но я не могла. Если заговорить с уриском, он будет с тобой вплоть до смерти, цепляясь, свисая с плеч, пробираясь в кровать. Холодный и мокрый спутник. Если я помогу ему, он пойдет за мной. А это подвергнет меня только большему риску, хоть и само будет в опасности.