Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК Страница 10

  ...Долго же придется ему ждать, пока я, Элмизгирдуан по прозвищу Скользец, на самом деле ВСПОМНЮ ВСЕ!..

  — Добрый ты, Плешивец, — между тем отвечаю я. — Слеза прошибает. Пострадаешь ты когда-нибудь через свою доброту. А не опасаешься, что между десятой и двадцатой флягами исканкеданского хватятся копейщики своего сотника и приправятся искать такие, как есть — пьяные да злые? И в первую голову спросят с тебя, старинного моего друга и доброжелателя?

  — Да откуда же им знать, твоим копейщикам, что ты, Без Прозвища, вместо того, чтобы в казарме хлебать с ними перекисшее бухло, шляешься впотьмах по королевскому дворцу и вынюхиваешь, где и что плохо лежит? Им, небось, и в головы их пьяные да злые такого не придет. Хотя бы потому, что никогда ты раньше так не поступал и даже не намеревался.

   Мне совершенно понятно, что терпение у Плешивца, как бы он ни изгалялся, уже на исходе, а запасы логики и здравого смысла у Когбосхектара иссякли намного раньше, и сейчас он беззастенчиво черпает из моих закромов.  Ничто не препятствует мне оставить это большое неуклюжее мохнатое тело и переместиться в новое. Тем более что ночь не может длиться вечно, до восхода солнца я должен предъявить Свиафсартону правителя, а подозрение, что Лиалкенкиг Плешивец хорошо осведомлен о случившемся, усиливается во мне с каждой минутой.

   Как на беду, в дверь деликатно скребутся, и Плешивец, что-то гаркнув на акувахском наречии, с сожалением прерывает допрос и уходит. Чего-то он ждал и, по всей видимости, дождался, что оторвался от излюбленного занятия, которое обычно предпочитал и выпивке, и бабам, и сну, и еде. Я остаюсь в компании четверых мечников, и при свете дня-то не самых умных воинов, а сейчас, за полночь, полусонных и потому отупевших сверх всякой меры.

  — Что вылупились, сволочи? —  спрашиваю я ласково. — Денег, поди, хотите?

  — А есть? — равнодушно любопытствует один из них, судя по плоской смуглой роже — натуральный акувах.

  — А то как же!

  — Хорошо, что сказал. После заберем.

   На этом вялая попытка откупиться обрывается. Акувахи, эти дикари, туго соображают. Есть крайнее суждение, что не соображают вовсе. Это не так. Просто обычному человеку недоступна их система ценностей. Оружие они любят больше денег. Если ты не владеешь мечом, значит, не существуешь вовсе, и сквозь тебя можно пройти, как сквозь пустоту. Или, на худой случай, прорубиться, как сквозь кустарник. Отсюда следствие: лучших мечников, чем акувахи, не сыскать.

   Но у меня нет времени размышлять над этой их особенностью. Мне нужно найти и осмотреть личный знак нанимателя. Или понаблюдать, что вокруг него происходит. И еще мне хотелось бы обсудить некоторые свои догадки с Лиалкенкигом Плешивцем, но только в другой обстановке — когда он будет в моей власти, а не я в его.

   Измещение.

   Когбосхектар  по прозвищу Без Прозвища обвисает в кресле, удерживаемый одними лишь путами — большой мешок без костей, которому из озорства придали вид человеческого тела.

  —  Эй, — знаменщик Хьеперрак встряхивает его за плечо _ Заснул, что ли?

   Я знаю, как его зовут, знаю, чем он живет и чем дышит. И про всех всё знаю... Наблюдаю за его замешательством, старательно подыгрывая. Что это стало с сотником Когбосхектаром? Может, прикинулся? Только что сидел, вращал буркалами. Грозился всех порешить. И вдруг затих. Что-то неладно. Не нравится мне. Скорее бы здесь закончить, и  в казарму.  Пожрать, кислой  верблюжовки выпить, чтобы в животе боги в свои дудки веселее дунули. И в шкуры завернуться до побудки. Свирепца не стало — и порядка не стало. Где такое было видано, чтобы мечник вязал копейщика, будто разбойника, да волок на дознание в Узунтоймалсу?! 'Скорее бы утро. А там, глядишь, и Свирепец объявится...

   Измещение.

  — Ты зачем упал, Шушфар?! — вскрикивает Хьеперрак.

   Выдергивает из ножен меч и озирается по сторонам...

   Туго соображают, говорите?

  — Ты видел, Яришвил? — спрашивает меня Хьеперрак шепотом.

  — Что, что видел?!

  — Мелькнуло... от сотника к Шушфару... какая-то тень.

   Глупости, не мог он меня видеть. И все же...

  — А где она теперь, эта тень?

  — Не знаю, не знаю... — Хьеперрак с подозрением вглядывается в мое лицо.

   Нет, это и впрямь что-то новое.

  — Что вылупился?! — ору я на знаменщика. — Мерещится всякая дрянь! Обкурился дурью, вот и представляешь всякое...

  — Мерещится, — бормочет Хьеперрак. — А зачем сотник копыта откинул? А зачем Шушфар упал и лежит, как бурдюк с верблюжовкой?

    Я тоже видел, — вступает в разговор третий мечник, которого зовут Цриакамал.

   Все это время он жался к стене. Что он там мог видеть из своего угла?

   Проклятие, я  же всё время торчу на самом свету! И хотя никто ничего видеть не должен — в тень, скорее да поглубже!..

  — Занять оборону, — командует знаменщик. — Глядеть по сторонам. Эта тварь всё еще здесь.

   Конечно, здесь, куда же мне деться. Обнажаю меч и прилежно, давя на корню веселье, всем своим естеством изображаю тревогу.

  — Мерещится, говоришь? — недобрым голосом спрашивает Хьеперрак и как бы невзначай придвигается поближе.

   Нет, его мы оставим на закуску. А мне что-то захотелось поразвлечься.

   Измещение.

   Лицо Яришвила делается похожим на глиняную маску. Ноги его подгибаются, и он где стоял, там и оседает, звонко стукнувшись напоследок лбом о каменный пол.

   А ведь я и вправду видел, как некая смутная тень выскользнула из-за  спины сотника Без Прозвища, на миг пригасила собой огонь факелов и растаяла за Шушфаром. Или все было не так?

   Конечно, не так, болван.

   Не из-за спины, а из самого сотника. И не за Шушфаром, а в самого Шушфара.

   Вот теперь умница.

   Но и знаменщик Хьеперрак тоже не дурак.

  — Я догадался, — говорит он, переступая через груду одрябшей плоти и разъятых костей, еще мгновение назад полагавшую  себя Яришвилом. — Все понял. Ты прикончил Агнирсатьюкхерга на Алтарном поле. Потом убил сотника Когбосхектара. Потом  Шушфара и Яришвила. Скачешь от одного к другому, убивая всех.

  — Опомнись, Хьеперрак, — говорю я, успокаивающе выставляя перед собой руку без меча. — Как такое возможно? И кто на такое способен?

  — Врагодух. Тварь из тьмы, которую старый колдун привел за собой с Алтарного поля...

  — Подожди, Хьеперрак. Успокойся. Какой врагодух? Какая тварь? Зачем? Что ты задумал? Убить меня? Меня, твоего старого боевого товарища?!

  — Как же я могу убить врагодуха? — усмехается он. — Убить тебя? Ведь ты не позволишь, да?

  С этими словами он подносит лезвие меча к своему горлу. Очень острое лезвие. Любовно наточенное этим утром и ни обо что еще не затупившееся.