Gamma - Цели и средства Страница 10

— Вы правы. Распорядитесь, эльфы уберут все, что вам не нужно. Учительская здесь, на втором этаже. Она без пароля. Если вам доведется уходить последним, запирайте двери «Колопортусом». Советую вам не оставлять здесь пергаменты: Пивз, наш полтергейст, имеет привычку путать и рвать их. В личные комнаты он не забирается.

В учительской было пыльно и почти пусто – Смит приехал одним из первых, так что сейчас в школе были только деканы да те из преподавателей, кто жил в Хогсмиде. На столах валялись обрывки пергаментов и перья, забытые с июня, – надраивая углы и двери, Филч не прикасался к преподавательским вещам.

Столы перекочевали в учительскую из старых классов и личных покоев сразу после войны – слишком грустно и страшно было проводить вечера в одиночестве после того, как целый день собираешь обломки стен и статуй, свитки пергамента и куски портретных рам. А Большой зал, завешенный траурными полотнищами, навевал невыносимую тоску, и никакое колдовство не могло ее убрать: слишком многих здесь оплакивали в те черные дни. Так что вечерами стали собираться в учительской, стащив туда разномастные столы и поделив линялые кресла, и даже шкаф, набитый старыми мантиями, не тронули, а приспособили под объявления и записки.

— Друзья, – Минерва обвела учительскую внимательным взглядом поверх очков, – позвольте представить вам нашего нового преподавателя зелий. Профессор Эван Смит.

Смит поклонился.

— Мой заместитель профессор Вектор, преподаватель нумерологии. Профессор Эббот, декан Хаффлпаффа, профессор Флитвик, декан Равенкло, профессор Лонгботтом, декан Гриффиндора. Профессор Синистра исполняет обязанности декана Слизерина.

— Исполняет обязанности?

— Традиции Хогвартса предписывают, чтобы главой Дома был выпускник Дома. К сожалению, обстоятельства сложились так, что сейчас среди наших учителей нет выпускников Слизерина.

— А вы какой колледж оканчивали?

— Это профессор Люпин, – поспешно вставила Минерва.

— Тонкс, – уточнила собеседница.

— Нимфадора Люпин, которая предпочитает, чтобы ее называли Тонкс.

Тонкс вздохнула, пожимая руку Смиту.

— Я надеялась, хоть один человек не будет знать моего дурацкого имени.

— Дора, половина школы и так полагает, что Тонкс – это твое имя, – заметила Минерва.

— Ну и правильно, – весело отозвалась Тонкс. – А Люпин – фамилия. Добро пожаловать, профессор Смит. Так в каком вы колледже учились?

— Я окончил Дурмштранг.

Смит вежливо улыбнулся, шагнул к свободному столу и остановился, с любопытством глядя на картину напротив.

Снейп был не в духе. Он сидел на каменных ступенях, спиной к ветру, чтоб спрятать от его порывов лилию на коленях.

— Северус, – окликнула его Минерва.

Он повернулся, устало посмотрел на невольных свидетелей своей слабости.

— Да, госпожа директор.

— Что‑то случилось? – мягко спросила Минерва.

Снейп горько усмехнулся, осознавая и прощая неуместность вопроса.

— Все хорошо, директор. Так, погода, воспоминания…

Он посидел еще минуту, потом так же молча поднялся и скрылся за рамой.

— Это директор Снейп? – уточнил Смит.

— Вы с ним познакомились на собеседовании, – напомнила Минерва. – Если хотите, займите вон тот стол, но он за шкафом…

— Мне здесь будет удобно, не беспокойтесь, – заверил ее Смит.

Тонкс хмыкнула недоверчиво. Минерва была с ней согласна и надеялась только, что Нимфадоре хватит такта не пошутить, когда Смит все же переберется за шкаф. Но ни через день, ни через два Смит не отказался от выбранного места, и на пустовавшем прежде столе поселилась стопка пергаментов, календарь с названиями на незнакомом языке и черная чашка с летящим драконом.

Андромеда удобнее устроилась в кресле «Рыцаря». Еще одна остановка – и Хогсмид. Там сегодня тепло и солнечно, в отличие от дождливого Лондона, и можно будет снять кусачие перчатки.

Руки были слабым местом Андромеды. Сначала она просто стеснялась костлявых кистей и узловатых пальцев, ведь и у Беллы, и у Цисси руки были такие, какие подобает иметь настоящей леди – узкие, изящные, с тонкими пальцами. Потом суставы начали болеть – от дождя и холода и просто так. Андромеда грела пальцы, покупала растирания в аптеке на Диагон–аллее и даже принимала таблетки, которые покупал ей Тед, но легче становилось ненадолго. Кто бы мог подумать, что ее вылечит шерсть оборотня? Ни лечебники, ни даже книги по темным существам ничего такого не рассказывали. Впрочем, ничего удивительного – Андромеда сомневалась, что существует много оборотней, которые позволили бы себя вычесать. Она, во всяком случае, знала только одного – собственного зятя. Да и свойства шерсти обнаружились случайно, в первую послевоенную весну, позднюю и холодную.

В тот год Андромеда окончательно примирилась со странным выбором дочери. Не потому, конечно, что проклятая физиология оборотня спасла девочке жизнь: Дора не должна была выжить после чудовищного заклинания Беллы. И даже не потому, что он умел выставить за двери посетителей, перед которыми Андромеда пасовала: как справляться с наглыми репортерами, она знала, а вот что сказать родственникам погибших… Все складывалось из мелочей: он терпеливо сращивал заклинаниями чашки, которые роняла Дора, он просиял, когда ее волосы впервые поменяли цвет…

Однажды Андромеда проснулась ночью и услышала приглушенный голос дочери. Светила полная луна, Андромеда решительно стиснула палочку и пошла к двери ее комнаты. Под ногой предательски скрипнула половица, за дверью что‑то грохнуло, и свет погас.

— Дора! – громко позвала Андромеда.

— Мам, все в порядке, я сплю, – поспешно отозвалась она из‑за двери.

— Что там у тебя? Я вхожу, – предупредила Андромеда и подняла палочку, освещая себе дорогу.

Дора сидела на неразобранной постели, поджав ноги, в руке гребень, забитый желтовато–серой шерстью.

Волк лежал под кроватью, и вид у него был еще более виноватый, чем у Доры.

— Это что? – слабым голосом спросила Андромеда.

— Мам, он совершенно безопасен. Он зелье принял, что ж ему теперь, взаперти сидеть? То есть, он и так взаперти, но со мной ему не так скучно. А Тедди в детской…

Андромеда остановила ее жестом и ткнула в гребень.

— Вот это что?

— А… – Дора смущенно улыбнулась. – Так весна. Подшерсток лезет клочьями, шерсти на десять носков хватит.

Андромеда подошла ближе, зверь под кроватью подался назад и чихнул.

— В следующий раз хоть пыль выгреби из‑под кровати, прежде чем туда мужа запихивать, – вздохнула Андромеда. – Вылезай уже. Как дети, честное слово…

Пару дней спустя она вязала свитер для Тедди, вернее, следила, чтоб заколдованные спицы не перепутали узор. Руки, натертые снадобьем из лондонской аптеки, согрелись, но все равно болели. Дора приткнулась cбоку, понаблюдала за спицами, потом вдруг сорвалась куда‑то (Рем, не глядя, придержал едва не сбитую кочергу), вернулась с полотняным мешком и мягко хлопнула им об колени матери.