Майкл Муркок - Кристалл, несущий смерть Страница 10

А в этот самый миг в своем черном экипаже, что в ночи катился к северной окраине Камарга, барон Мелиадус поклялся самой страшной клятвой, какая только была ему известна. Он поклялся Рунным Посохом, что, чего бы это ему ни стоило, он подчинит своей воле графа Брасса, овладеет Иссельдой, а сам Камарг превратит в пустыню. Он не зря поклялся именно Рунным Посохом, ибо, согласно легенде, в этом таинственном предмете были скрыты все тайны человеческих судеб. Благодаря этой клятве, были окончательно и бесповоротно решены судьбы самого барона Мелиадуса, графа Брасса, Иссельды, Империи Мрака и всех тех, кто уже был связан с ними или окажется связан в дальнейшем.

Пьеса написана, декорации расставлены по местам. Занавес поднимается. Теперь время выйти на сцену актерам.

Часть вторая

«Человек, который осмелится поклясться Рунным Посохом, тем самым неминуемо изменит свою собственную судьбу, равно как и судьбу своего мира. За всю историю Рунного Посоха таких клятв было немало, однако ни одна из них не принесла столько горя и бедствий, как страшная клятва мщения барона Мелиадуса Кройденского. Сей обет был дан им за год до того, как Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, впервые появился на страницах нашей летописи».

ГЛАВА 1. ДОРИАН ХОУКМУН

Барон Мелиадус немедленно вернулся в Лондру, угрюмую столицу Империи Мрака, однако миновал целый год, прежде чем план мщения, окончательно отвечавший его желаниям, полностью оформился в сознании барона. Нужно признать, у него было немало и других забот. В разных концах империи то и дело вспыхивали мятежи и бунты, и Мелиадус отправлялся подавлять восстания, участвовал в сражениях и битвах, сажал на трон правителей-марионеток, устанавливал порядок на вновь завоеванных землях империи и выполнял иные поручения ее правителя.

Однако несмотря на то, что все его время и помыслы были всецело отданы служению империи, страсть к Иссельде и ненависть к ее отцу ни на миг не оставляли барона. Он не понес никакого наказания за то, что потерпел в Камарге неудачу, однако горше всего он наказывал себя сам, терзаясь воспоминаниями о пережитом позоре. Кроме того, с течением времени неминуемо возникали затруднения, с которыми было бы куда легче справиться, если бы в ту пору удалось привлечь к сотрудничеству графа Брасса. И всякий раз, когда он думал об этом в очередной щекотливой ситуации, в разгоряченном мозгу барона возникало множество коварных планов мщения, однако ни один не удовлетворял Мелиадуса полностью. Барон желал получить все разом: принудить графа помогать ему в решении европейских проблем, заполучить Иссельду и, самое главное, сравнять с землей Камарг. Желания эти совместить было очень нелегко.

И вот сегодня, в высокой обсидиановой башне, что высилась над кроваво-красными водами реки Таймы, по которой доставляли в столицу грузы легкие суда из бронзы и черного дерева, барон Мелиадус с тревогой расхаживал по своему рабочему кабинету, заставленному темной полированной мебелью, глобусами, астролябиями из железной фольги, меди и серебра, а также многочисленными безделушками из металлов и самоцветов. Стены комнаты были украшены выцветшими от времени разноцветными гобеленами, а полы устилали ворсистые ковры цвета опавших листьев.

Но не эта роскошь была главной достопримечательностью башни. Повсюду здесь – на стенах, на каждой полке, в каждом углу – висели, стояли и лежали часы. Все они шли точно, секунда в секунду, отбивали четверть часа, полчаса и полный час, причем некоторые музыкой. Здесь были часы самых разных форм и размеров, из всевозможных материалов, и некоторые были столь причудливы, что по ним невозможно даже было определить время. Барон вывез их почти из всех стран Европы и Ближнего Востока в качестве символов покоренных земель. Это были его излюбленные трофеи. Они заполняли не только кабинет, но также все прочие залы и помещения башни, и даже на вершине ее были установлены огромные куранты с четырьмя циферблатами из бронзы, оникса и драгоценных металлов. И когда каждый час по колоколам ударяли молоточками искусно выполненные в натуральную величину фигурки обнаженных девушек, по всей Лондре разносился мелодичный звон. С коллекцией часов барона могла бы сравниться лишь коллекция его зятя Тарагорма, владыки Дворца Времени, которого Мелиадус люто ненавидел и к которому ревновал свою капризную сестру.

Барон наконец прекратил расхаживать по комнате и взял со стола лист пергамента. Там были последние известия из Кельна, провинции, которой Мелиадус два года назад решил преподать достойный урок, но, как выяснилось, несколько перестарался. Сын старого герцога Кельнского, которого Мелиадус лично казнил на главной площади столицы, собрал войска, поднял восстание и разгромил размещенные в Кельне гарнизоны Гранбретании. Если бы на помощь не подоспели орнитоптеры, вооруженные дальнобойными огнеметами, то Кельн, пусть и на время, сумел бы выйти из-под власти Империи Мрака.

По счастью, восстание было подавлено. Молодого герцога схватили и должны были доставить в Лондру на потеху знати. Именно сейчас барону очень пришлась бы кстати помощь графа Брасса, поскольку задолго до того, как поднять бунт, герцог Кельнский сам перешел на сторону Гранбретании; он отважно сражался на стороне империи, возглавлял войско, которое состояло большей частью из солдат, что прежде служили его отцу, и теперь именно эту армию он и повернул против империи.

Гнев барона Мелиадуса был вполне объясним, ведь молодой герцог подал дурной пример, которому могли последовать другие. Ходили слухи, что в германских землях его называли истинным героем, ведь до сих пор почти никто не осмеливался противостоять империи Мрака.

Вот если бы граф Брасс мог им помочь…

Неожиданно на губах барона заиграла волчья усмешка. В сознании возник и в считанные мгновения оформился тот самый план мщения, который он не мог придумать уже целый год. Однако теперь Мелиадус решил, что герцога Кельнского сумеет использовать куда более умело, нежели как игрушку на потеху толпы.

Швырнув донесение на стол, барон дернул за шнурок колокольчика, и в дверях показалась обнаженная девушка-рабыня, с телом, щедро умащенным румянами. В ожидании приказаний она опустилась на колени. Барон допускал к себе только рабов женского пола, ибо слишком опасался предательства, чтобы окружить себя мужчинами.

– Отправляйся к начальнику тюрьмы, – велел он рабыне. – И передай, что барон Мелиадус желает лично допросить пленного Дориана Хоукмуна, герцога Кельнского, едва лишь того доставят в город.