Линн Флевеллинг - Возвращение королевы Страница 10

— А ты думаешь, я не должна этого делать?

— Нет, просто надо учесть чувства юноши.

— Да я бы с удовольствием, если бы он мне объяснил, что он чувствует! Он со мной обращается так, будто я теперь какой-то другой человек.

— Ну, нравится тебе это или нет, но это действительно так.

— Нет!

Фарин похлопал ее по плечу.

— Возможно, ты и прежняя, только в тебе появилось много нового.

— Ты о чем? О титьках?

— Ты называешь эти маленькие прыщики титьками? — Фарин расхохотался в ответ на яростный взгляд Тамир. — Да, твое тело изменилось, и тебе не удастся отмахнуться от этого, особенно рядом с молодым человеком с такой горячей кровью, как у Ки.

Тамир, обиженная, отвела взгляд.

— Да я и хотела бы, чтобы он смотрел на меня как на девушку и относился как к девушке, но в то же время и не хочу этого. Ох, Фарин, я совсем запуталась!

— Вам обоим нужно время, чтобы разобраться в себе.

— Но ты-то относишься ко мне по-прежнему!

— Ну, я — совсем другое дело, разве не так? Для меня ты дитя Риуса, и не важно — мальчик или девочка. Но ты уже не ребенок, я не могу сажать тебя на плечи и делать для тебя игрушки. Ты моя госпожа, а я твой вассал. Но Ки… Я знаю, что твое чувство к нему росло все последние годы. И он это знает.

— Но ведь тогда должно быть только проще!

Фарин ненадолго задумался.

— Вот скажи: как бы ты себя чувствовала, если бы проснулась завтра утром и обнаружила, что Ки внезапно превратился в девушку?

Тамир уставилась на него во все глаза.

— Но это же совсем другое дело! От этого все только усложнилось бы, ну, как в то время, когда я была мальчиком. Ну, то есть… мы могли бы тогда… принадлежать друг другу. Если бы он того захотел.

— Сначала ему надо научиться не видеть в тебе Тобина каждый раз, когда он на тебя смотрит. А это будет нелегко, потому что Ки пока очень тоскует по другу, ему тяжело видеть тебя изменившейся.

— Я понимаю. А кого видишь ты, Фарин?

Он хлопнул ее по колену.

— Я же сказал. Я вижу дитя моего друга.

— Ты по-настоящему любил моего отца, да?

Фарин кивнул.

— И он любил меня.

— Но он оставил тебя ради мамы. Почему же ты не разлюбил его после этого?

— Иногда любовь просто меняет свое обличье, но не умирает. Так произошло и с твоим отцом.

— Но твои чувства нисколько не изменились?

— Нисколько.

Тамир была уже достаточно взрослой, чтобы угадать то, что осталось невысказанным.

— Но разве тебе не было больно?

Тамир никогда прежде не видела в глазах Фарина такой неприкрытой печали и такого гнева, как в тот момент, когда он кивнул и негромко ответил:

— Да, сначала это жгло, как огонь, и очень, очень долго. Но не так сильно, чтобы я сбежал, и теперь я могу сказать, что рад этому. Хотя было время, когда я ответил бы на твой вопрос иначе. Я был уже зрелым человеком, у меня была гордость.

— И почему же ты остался?

— Он попросил меня.

Тамир ни разу не слышала, чтобы Фарин так много говорил. Этим стоило воспользоваться.

— Знаешь, я часто думала…

— О чем?

— Ну… после того, как мама заболела и возненавидела отца… вы… вы с ним снова стали любовниками?

— Конечно нет!

— Прости, грубость сказала. — Однако мгновенная вспышка гордости в последних словах Фарина удивила Тамир. Ей стало любопытно, что мог означать этот порыв, но у нее хватило благоразумия не спрашивать. — Ну и что же мне делать с Ки?

— Дай ему время. Он не мог полюбить тебя так, как тебе того хотелось, пока ты была Тобином. Просто он не такой. Но он сам от этого страдал, а теперь страдает из-за того, что исчезла прежняя близость между вами. — Он натянул одеяло на плечи Тамир. — Пусть немного остынет, подумает. Ты ведь можешь пока оставить его в покое?

Тамир кивнула. Конечно, она может. Но легче ей от этого не стало.

— Он за дверью?

— Ушел куда-то, но он вернется.

— Тогда надо распорядиться, чтобы принесли еще горячей воды, — задумчиво произнесла Тамир. — А я должна выйти, когда он будет мыться?

Фарин пожал плечами.

— Спроси его хотя бы из вежливости.

Глава 4

Двор был заполнен солдатами и слугами. Ки в мрачном расположении духа пошел к новой каменной конюшне, где разместили раненых.

Илларди вывел великолепных скакунов, используя ауренфэйскую породу; и конюшни у него были несравнимо лучше, чем в доме, где родился Ки, к тому же значительно просторнее. Войдя внутрь, Ки с трудом разглядел в тусклом свете лампы лишь стропила да тесаный камень. В воздухе стоял запах струганого дерева и свежей соломы, смешанный с запахом ран, крови и трав, которые заваривали или жгли на жаровнях. С полдюжины целителей-дризидов хлопотали над ранеными; поверх длинных коричневых балахонов на них были забрызганные кровью фартуки.

Люди лежали повсюду на сооруженных наскоро тюфяках, похожих на узлы с бельем в день большой стирки. Ки осторожно пробирался между ранеными, разыскивая Никидеса и Танила. Одна из целительниц заметила его и подошла.

— Лорд Киротиус, ты ищешь компаньонов? — спросила она. — Мы их положили вместе, вон там, в самом дальнем стойле.

Никидес лежал на мягкой постели из свежей соломы. В дальнем углу стойла съежилась еще одна фигура, скрытая под кучей одеял. Даже голова была накрыта.

— Танил? — Когда Ки подошел поближе, юноша тихо застонал и подался назад, стараясь укрыться в тени. Ки присел рядом с ним на корточки. — Не бойся. Здесь вам ничто не грозит.

Танил промолчал, только еще плотнее закрылся одеялами.

— Ки, это ты? — раздался слабый шепот.

Ки обернулся и увидел, что Никидес проснулся и смотрит на него, моргая.

— Да. Как ты себя чувствуешь?

— Вроде бы лучше. Где это мы?

— В поместье герцога Илларди.

— Илларди? — Никидес смущенно огляделся. — Но я думал… мне казалось, я был в Старом дворце. Вокруг умирали люди. И я вроде бы видел тебя… и Тобина.

— Тебе не показалось. Нам пришлось перебраться сюда. Лисичка тоже с нами, и представь, он умудрился не получить ни единой царапины! Думаю, только мы с ним и сумели вывернуться. И еще Уна. Помнишь ее?

Лицо Никидеса просветлело.

— Она жива?

— Да. Она тогда сбежала из дворца и присоединилась к всадникам моей сестры Ахры. Наши уроки пошли ей на пользу. Теперь Уна прекрасный воин!

— Значит, не все наши погибли.

— Да. А что случилось с тобой, Ник?

Никидес попытался сесть и застонал.

— Я ведь тебе говорил: не гожусь я для войны. — С помощью Ки он все-таки приподнялся и сел, опершись спиной о стену. — Я был с Корином. Мы пытались увести его… — Никидес закрыл глаза, тяжелое воспоминание причинило ему боль. — Я не видел того лучника, а когда заметил, было уже слишком поздно.