Джон Райт - Последний страж Эвернесса Страница 10

Величественные улицы, по которым он шел, производили мрачное впечатление. Огромные изваяния стояли на пустых площадях или маячили на высоких пьедесталах в покинутых дворах. Их грозные лица походили на высеченные в скалах по ту сторону гор: глаза узкие, скулы высокие, странные длинные мочки ушей. Попадалось все больше фигур в боевых позах, с мечом и щитом, или вскинувших руку, и все они смотрели туда же, куда и направлявшийся к краю мира Гален.

Он миновал вереницу исполненных мрачной решимости статуй, венчавших ряд колонн в конце проспекта. Налево и направо, слабо различимые в свете звезд, вставали высокие черные каменные фигуры со вскинутыми руками и оружием. Все они смотрели наружу, во мрак.

Гален прошел несколько футов по темному мосту между двумя колоннами и тут сообразил, что это не мост, а причал, выдающийся в пустоту и обрывающийся без намека на бортик или перила.

Он сделал еще шаг вперед.

В сердце Галена вполз ужас, и юноша замер. Он осторожно посмотрел налево и направо, ища источник страха. Затем обернулся.

Позади него среди статуй обозначилась неподвижная тень в плаще с капюшоном. Капюшон смотрел на Галена. Юный маг медленно поднял сияющее звездным светом копье.

Фигура по-прежнему не двигалась. Гален осторожно приближался, шаг за шагом. Свет от наконечника копья упал на ткань плаща, в который завернулось существо.

Это был тот самый заляпанный кровью плащ, который он снял с трупа красного рыцаря.

И вот из-под капюшона раздался негромкий голос. Гален не смог определить, принадлежал он мужчине или женщине.

– Я вижу все в мире суда так же, как ты видишь все в мире сновидений, и ты не можешь скрыть от меня свои преступления, как я не могу скрыть от тебя свои сны.

– Кто ты? – спросил Гален. Голос ответил:

– Мой народ назначен следить за тем, чтоб никто не проник в мир с коварных берегов Настроила, так же как Эвернесс поставлен, чтобы не пропустить вторжение из кошмарного Ахерона. Однако наша раса была здесь до того, как возник город Тирион, ибо это место создано для содержания одного-единственного предателя, проклятого самим Обероном. Всех последующих заключенных отдавали нам только потому, что тюрьма уже существовала. Первый узник тоже из дома Эвернесса. Тоже предатель.

– Я не предатель, – сказал Гален.

– Будь моя воля, эти каменные статуи ожили бы и разорвали тебя на части. Однако я не стану препятствовать тебе. Ты идешь навстречу судьбе гораздо худшей, чем любая, на какую способно обречь тебя мое правосудие. Иди! Все, что ты сделал, вернется к тебе, и в охраняемое тобой место вторгнется некто в твоем плаще, как ты, надев плащ моего сына, вошел ко мне.

Пустой плащ опал на землю. Может, под ним никогда никого и не было.

– Погоди! – крикнул Гален. – Страж Тириона, послушай меня! Я сражался только потому, что на меня напали! Я пришел сюда только потому, что меня призвали! Я верен делу Света!

Он взывал к пустоте. Он посмотрел налево и направо, но ничего не увидел. Ткнул плащ концом копья, но ничего не произошло, голос не зазвучал.

Юноша произнес заклинание, которым его научили смягчать проклятия. Слова слетели с его губ глухо и медленно, и он не знал, подействовали ли они. Следует ли продолжать путь? Причины для задержки вроде бы отсутствовали. Он неуверенно пошел обратно по каменному мосту.

Там, где край моста обрывался в пустоту, три с лишним дюжины колец, каждое по двенадцать футов в диаметре, удерживали огромные звенья. Галену не доводилось видеть такого ни во сне, ни наяву – во тьму дугой уходили гигантские цепи, блестящие в звездном свете. Из центрального кольца ныряла вниз дальше всех остальных самая толстая и прямая цепь.

Сам того не заметив, Гален миновал береговые скалы и оказался за краем мира: полумост нависал над бездной. Под ногами был только воздух.

Недобрый знак. Когда он вышел за край мира – когда страж Тириона проклял его? Или раньше? Дурное место. Вещи здесь, в нескольких футах за границей мира, не связаны мирскими законами. Престолы и власти, к которым он обращался, теперь слишком далеко, чтобы услышать его, а простые предметы могут не откликнуться на свои истинные имена. Его молитва, призванная отклонить проклятия, рискует оказаться бессмысленной.

И все же нет причин ждать.

Он опустился на колени на краю причала, затем поставил ноги на громадные звенья длинной центральной цепи и перекинул тело через кромку мира.

Крутой спуск не отпечатался в памяти. В следующий момент Гален обнаружил, что стоит, балансируя, словно канатоходец, на звеньях гигантской цепи, ведущей к утопленному в нагромождении ледяных сталактитов замерзшего водопада кольцу. С этого кольца, оплетенная сосульками и наполовину погруженная в толстый лед, свисала жуткая клетка – сплошь из лезвий и шипов.

С обеих сторон и высоко над ней неподвижно и безмолвно висели в пустоте или застыли и вмерзли в лед железные клетки других не прощенных. Девять широких ледяных дорог сбегали с титанических скал, где оказался Гален. Место напоминало обнимающий бездну залив, ибо слева и справа юноша различал громадные, больше гор, утесы и вздымающиеся в пустоту скалистые пики, которые были испещрены мелкими уступами и расселинами. На них из занесенных ветром семян проросла жесткая трава и одинокие деревца.

Под ногами плыли несколько одиноких облаков, мерцала россыпь звезд, а дальше внизу простиралась бесконечная темнота.

Однако ближе находились окровавленные клетки, и стоял он на самой длинной цепи самой нижней из всех. Вечерние морозы застигли ее в высшей точке амплитуды и погрузили в стену водопада.

Вода еще сочилась со льдин, капая на скорчившуюся внутри клетки черную фигуру. Одна капля громко шлепнулась на склоненную голову, узник зашевелился и поднял голову. Он перегнулся пополам в клетке, которая не позволяла ему выпрямиться.

Сквозь спутанные пряди волос смотрели темные и властные глаза, запавшие от долгих страданий. Ястребиный нос, жестокий и твердый рот – горькое, суровое и безжалостное лицо. Тело узника прикрывали жалкие отрепья некогда парадного одеяния, словно его арестовали посреди праздника и не позволили переодеться. Кожа, иссеченная множеством шрамов и колотых ран, почернела от обморожений и уродливых ожогов.

– Я Азраил де Грэй Уэйлок, – произнес человек мрачно и негромко. И, протянув руку сквозь прутья, наложил ладонь на цепь. – Ты, посмевший прервать мои размышления, знай: стоит мне пожелать, и движение моей ладони опрокинет тебя в бездонный мрак за пределами сновидений. И твое тело никогда не проснется. А теперь говори и убеди меня удержать мою руку в неподвижности.