Урсула Ле Гуин - Толкователи (сборник) Страница 10

Город показался ей каким-то притихшим и куда более грязным; в портовом районе не было высоких каменных домов, делавших улицы похожими на каньоны с отвесными стенами, не было помпезных правительственных учреждений и офисов крупных промышленных компаний. К облаченным в тяжеловесный бетонный наряд берегам лепились многочисленные доки и деревянные, почерневшие от старости пакгаузы. Точно жуки-плавунцы туда-сюда шныряли моторные лодки с рассыльными, явно принадлежавшие Министерству торговли. Затем они миновали целый поселок, состоявший из «плавучих домов» с увитыми плющом палубами; хлопало на ветру белье, воняло помойкой.

По бетонному желобу между высокими темными стенами бежал ручей, впадавший в Эреху. Над ручьем был перекинут горбатый мостик, и на мостике, опершись о перила, неподвижно торчал какой-то рыболов. Его силуэт тут же вызвал в памяти Сати иллюстрацию из одной аканской книжки, которую удалось частично восстановить после трагической «случайности» во время пересылки материалов с помощью ансибля.

С каким благоговением перебирала она в Вальпараисо немногочисленные восстановленные страницы с рисунками, с поэтическими фрагментами и даже отдельными стихотворными строчками, с отрывками прозаических произведений! Как сосредоточенно изучала каждый значок, пытаясь догадаться, каковы они, эти люди с далекой планеты, страстно желая почувствовать и понять их. Ей было безумно тяжело стирать из памяти своего ноутера копии тех материалов, и что бы там ни говорил Тонг, а у нее по-прежнему было ощущение, что делать этого было нельзя, что это настоящая капитуляция перед лицом наглого и сильного врага. Она тогда в последний раз внимательно просмотрела все материалы — любовно вглядываясь в каждую мелочь, стараясь все удержать в памяти — и с болью в сердце стерла все файлы. «И в пыли дорожной за нами не останется следа…» Она тогда даже зажмурилась, стирая эти строки. Она чувствовала, что вместе с ним стирает и свою страстную надежду на то, что когда-нибудь непременно узнает, о чем же говорилось в этом стихотворении.

Но четыре уцелевшие строки из него она запомнила навсегда. И надежда в ее душе все же не умерла. И еще живо было страстное желание узнать истину.

Тихо и монотонно гудели двигатели парома. Они уже несколько часов плыли по реке, и набережные становились все проще, все ниже, все старее, все чаще перемежались лестницами, ведущими к причалам. А потом город кончился, кончились и набережные; потянулись топкие берега, заросшие кустарником и тростником, зато сама Эреха как бы расправила плечи, становясь все шире и шире, вольно катя свои воды по широкой равнине меж желто-зеленых полей.

Целых пять дней паром неторопливо, то и дело причаливая то к одному берегу, то к другому, продвигался на восток по этим спокойным водам под спокойным и ласковым солнцем или спокойно глядевшими с небес звездами. Он, пожалуй, был здесь самым высоким и громоздким предметом. Во время бесконечных остановок Сати замечала, что каждый очередной причал кажется ей меньше и старее предыдущего. Однако даже в деревнях на пристани имелось хотя бы одно высокое новое здание — обычно в нем размещалось местное Управление речного пароходства. В каждом городке или селении паром брал на борт пассажиров и пополнял запасы продовольствия.

Сати, к своему удивлению, обнаружила, что разговаривать с пассажирами ей очень легко. Жители Довза-сити, словно сговорившись, держались отчужденно и были крайне несловоохотливы, вынуждая и ее помалкивать. Несмотря на то, что все четверо инопланетян получили отдельные квартиры и определенную свободу передвижения (каждый в пределах того города, где он жил). Корпорация ни на минуту не оставляла Наблюдателей своим вниманием, втискивая их жизнь в рамки различных «важных» встреч, программируя их работу и развлечения — в общем, постоянно присматривая за ними. Разумеется, не только они находились под жестким контролем со стороны Корпорации: резкий и великолепный в своей мощи технологический скачок планета Ака совершила исключительно благодаря непоколебимой дисциплине своих граждан, дисциплине всеобщей и постоянно укреплявшейся и совершенствовавшейся. Казалось, каждый в Довза-сити трудится, не щадя сил, исключительно во имя процветания родной планеты и ее Корпоративного государства. Каждый работает много, спит мало и даже ест в спешке, поскольку каждый час его жизни расписан по минутам. Все, с кем Сати приходилось общаться как в Министерстве информации, так и в Министерстве поэзии, всегда совершенно точно знали, что им нужно от нее, что должна сделать она и как она должна это сделать; и как только она начинала действовать согласно их указаниям, они словно забывали о ней и спешили вновь заняться своими делами, предоставляя ей полную самостоятельность.

Несмотря на то, что сверхновые технологии и прочие достижения планет, входивших в Экуменический союз, воспринимались на Аке как сияющая цель, как образец для подражания, четверых представителей Экумены здесь содержали будто в садке для пойманной рыбы (как метко заметил Тонг), время от времени «вылавливая» их оттуда и предъявляя широкой публике, скажем, по неовизору: например, улыбающиеся люди сидят за столом во время торжественного обеда, устроенного Корпорацией, или стоят рядом с главой какого-нибудь Управления или Министерства, в то время как тот произносит речь; самим инопланетянам выступить с речью никогда не предлагали. Их даже говорить во время подобных передач не просили — только улыбаться. Возможно, министры не доверяли им, опасаясь, что они скажут не совсем то, что следует. А может, просто считали их скучными и туповатыми представителями тех высокоразвитых цивилизаций, которые Ака изо всех сил старалась «догнать и перегнать». Наверное, большая часть этих цивилизаций представлялась им куда более благополучными, чем их собственная, особенно на расстоянии стольких световых лет.

Хотя за эти полгода Сати успела познакомиться со многими аканцами и мало кто из них вызывал у нее откровенную антипатию, она едва ли смогла бы назвать свое общение хоть с кем-то таким простым словом, как «беседа». Кроме того, она не имела ни малейшей возможности хоть раз наблюдать частную жизнь аканцев, если не считать «дружеских встреч» на банкетах и приемах, где бывали в основном чиновники высшего эшелона и представители Корпорации, всегда очень скованные и неразговорчивые. Личной дружбой или хотя бы симпатией тут даже и не пахло. Несомненно те, с кем она встречалась, были соответствующим образом «проинструктированы», и Корпорация могла не беспокоиться, что Наблюдатель Экумены получит информации больше, чем ему полагается. Даже с теми людьми, которых Сати видела постоянно, с которыми вместе работала, близких отношений у нее никогда не возникало. И это не было следствием каких-то предрассудков или ксенофобии: аканцы вообще на удивление спокойно относились к чужеземцам. Скорее дело было в том, что все они были чрезвычайно заняты и чрезвычайно бюрократизированы. Любой разговор велся в точном соответствии с предписаниями. На банкетах принято было говорить о бизнесе, о спорте и о технике. В магазине, стоя в очереди в кассу, аканцы разговаривали о спорте и мелких событиях в личной жизни. Они всегда избегали публично высказывать собственное мнение о политике или философских материях, повторяя набившие оскомину формулы, сочиненные Корпорацией применительно ко всему на свете, и сердито спорили с ней, Сати, если ее рассказы о Терре, «замечательной планете, такой богатой и такой развитой», не совпадали с тем, чему их учили.