Роберт Говард - Куда ушел Седой Бог Страница 10

Так умер О'Кели. Встав, Конн увидел знакомый силуэт. Торвальд Ворон выбрался из свалки и быстро убегал, но не к морю и не к реке, где его товарищи гибли под гаэльскими топорами, а к То-марскому лесу. Конн последовал за ним. Ненависть подгоняла его.

Тут Торвальд увидел, что за ним погнались, и, обернувшись, зарычал. Вот так раб встретился с бывшим хозяином. Когда Конн настиг его, норманн сжал свое копье обеими руками и яростно метнул его, но острие отскочило от огромного ошейника на шее Конна. Подобрав его, Конн в свою очередь швырнул копье в противника. Оно прошло сквозь разорванную кольчугу Торвальд а, выпустив ему кишки.

Оглядевшись, Конн заметил, что охота за старым врагом завела его почти к палатке короля, установленной на краю поля битвы. Король Бриан стоял перед палаткой. Его седые волосы развевались на ветру, и лишь один человек прислуживал ему. Конн подбежал к палатке.

— Какие вести ты принес, воин? — спросил король.

— Чужеземцы бегут, — ответил Конн. — Но Муррох погиб.

— Ты принес плохие вести, — сказал Бриан. — Никогда больше не увидит Эрлик такого воина.

— Где же ваша охрана, мой господин? — спросил Конн.

— Они присоединились к сражающимся.

— Тогда позвольте мне отвести вас в более безопасное место, — сказал Конн. — Враги бегут прямо сюда.

Король Бриан покачал головой:

— Нет, я знаю, мне не уйти отсюда живым. Ведь Ивин Грэгли сказала мне прошлой ночью, что я погибну сегодня. Что пользы в моей жизни, если погиб Муррох и гаэльские защитники?

Вдруг слуга закричал:

— Мой король, мы погибли! Голубые люди идут сюда.

— Это — датчане в доспехах! — воскликнул Конн, обернувшись.

Король Бриан обнажил свой тяжелый меч.

Приближалась группа заляпанных кровью викингов. Впереди них шли Бродир и Амласрф. Их кольчуги висели клочьями, мечи были зазубрены и в крови. Бродир издали заметил палатку короля и теперь пришел убить его, потому что в этот день на поле брани он был пристыжен и ярость кипела в его сердце. Его одолевали видения, в которых Бриан, Сигурд и Кормалада кружились в дьявольской пляске. Теперь он жаждал лишь смерти под ударами мечей.

Приблизившись, Бродир и Амлафф одновременно кинулись к королю. Конн преградил им путь, но Бродир свернул в сторону, предоставив бывшего раба своему спутнику, а сам напал на короля. Конн нанес только один удар, разрубив, как бумагу, кольчугу врага, вместе с позвоночником. И тут же бросился на защиту короля Бриана.

Конн увидел, как Бродир отразил удар короля и пронзил могучую грудь Бриана. Тот упал, но, падая, выставил колено, вырвал из груди меч врага и им же перерубил Бродиру обе ноги. Торжествующий крик викинга превратился в ужасный стон. Бродир рухнул в лужу крови. Какое-то время он бился в конвульсиях, а потом затих.

Конн остановился, огляделся. Остальные викинги убежали. Гаэлы начали потихоньку собираться возле королевской палатки. Звуки волынки, причитающей по героям, сливались с криками тех, кто все еще сражался у реки. Тело Мурроха принесли к палатке короля. Люди шли тяжело, устало, склонив головы. На носилках принесли тело принца и тела Турлофа, сына Мурроха, Дональда Стюарта Мара, О'Кели и О'Хайна; западных военачальников, принца Митла О'Фэлана, Дунланга О'Хартигана. Рядом с носилками, опустив голову на грудь, шла Ивин Грэгли.

Воины поставили носилки. Молча окружили они труп короля Бриана Бору. Безмолвно смотрели они на мертвеца. Ивин опустилась рядом с телом своего возлюбленного. Ни слезинки не уронила она. Ни крика, ни предсмертного стона не вырвалось из ее груди.

Шум битвы постепенно стихал. Заходящее солнце облило розовым светом истоптанное поле. Беглецы, истерзанные, избитые, ковыляли через дублинские ворота. Воины Ситрака готовились к осаде. Но у ирландцев не было сил осадить город. Четыре тысячи воинов погибли, и большей частью — гаэлы. Но больше семи тысяч датчан и лэйнетов лежали на пропитанной кровью земле. Гаэлы сокрушили викингов. Так закончилось их владычество в этих краях...

Конн же направился к реке. Многочисленные раны его болели. По дороге он столкнулся с Турло-фом Дабом. Безумие покинуло Черного Турлофа, и его темное лицо снова стало непроницаемым. Он был измазан кровью с головы до пят.

— Мой господин, — обратился к нему Конн, дотронувшись до своего ошейника. — Я убил того, кто надел на меня ошейник раба. Теперь я свободен.

Черный Турлоф поднял топор, подцепил кольцо, рассекая мягкий металл. Лезвие топора слегка задело поранило плечо Конна, но воин даже не заметил этого.

— Теперь я и в самом деле свободен, — объявил Конн, наконец вздохнув с облегчением. — Мое сердце скорбит о погибших вождях, но я славлю нашу победу! Никогда больше не будет столь славной битвы! Воистину, хороший пир будет для воронов.

Его голос стих. Он замер, как статуя, запрокинув голову, и смотрел в небеса. Солнце садилось, и на фоне кровавого заката собирались темные тучи. Пронизывающий ветер гнал их на восток. И вдруг среди них показалась огромная фигура. Седая борода и спутанные волосы развевались по ветру, плащ трепетал и хлопал, словно крылья чудовищной птицы. Фигура уносилась прочь, на север.

— Взгляните вверх... на небо! — закричал Конн. — Это он! Тот самый одноглазый Седой. Я видел его в горах в Торке. А потом заметил на стенах Дублина, в самый разгар битвы. Он стоял над умирающим принцем Муррохом. Смотрите! Он мчится сквозь тучи, оседлав ветер. Сейчас он исчезнет совсем!..

— Это был Один, бог Морского Народа, — сумрачно отозвался Турлоф. — Его дети убиты, алтари уничтожены, служители погибли под мечами южан. Он бежит прочь от новых богов и их детей. Возвращается на берега голубых северных заливов, туда, где был рожден. Не будет больше беспомощных жертв, рыдающих под ножами жрецов. Не придется больше Одину шествовать по черным тучам. — Турлоф покачал головой. — Седой бог ушел, и нам пора уходить, хотя победа и осталась за нами. Наступает время сумерек. Что-то давит мне грудь. Такое ощущение, будто мы стоим на сломе эпох. Ушло одно время, другое приходит ему на смену. Но все мы лишь тени на этой земле. Каждому из нас положен свой предел.

И Турлоф пошел прочь. Фигура его растворилась в сумерках, и Конн остался один. Он больше не был рабом, как и все гаэлы. Им больше не грозила тень Седого бога и его безжалостные слуги.