Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола Страница 10

Не вставая с колен и не оборачиваясь, дон Фелипе коснулся рукояти жертвенного кинжала. Одновременно за его спиной послышался глухой треск, сменившийся грохотом, как если бы кто-то шарахнул на каменный пол вязанку хвороста.

Любознательный Филипп Ирнеев от третьего лица следил, как трещит, быстро складываясь в безобразный ком, скрюченная фигура горбатого монаха. И скомканное монашеское одеяние падает на пол с деревянным стуком.

Не столь любопытный Фелипе Бланко-Рейес приподнялся с колен, неспешно отряхнул рясу, педантично поправил складки и только потом прошел в угол, чтобы кончиком кинжала отбросить в сторону черную с белым сутану, расстеленную на полу. Чертову дюжину сухих веточек — видимо, все, что осталось от горбуна, — дон Фелипе кропотливо собрал, перевязал радужным шелковым шнуром и небрежно сунул в карман рясы…

На миг Филиппу почудилось, словно бы сверхтяжелое ярмо-коромысло невообразимо его гнетет, чудовищно давит на плечи. Но тут же отпустило, и он пришел в иные чувства, времена и ощущения.

— …Филька, тебе плохо? Ирка, смотри, как побледнел, ни кровиночки. Лица не видно. У него инфаркт, без балды тебе говорю. Вызывай "скорую"…

— …Не надо "скорую", — вернулся в себя Филипп и без малейших симптомов какого-либо сердечного приступа вернулся к прерванному разговору.

— Говоришь, Сара: у тех, кто не вписался с группой, идеолог у себя в кабинете один на один зачет принимает?

— Тебе лечиться надо, Ирнеев. А то навечно останешься в наших сердцах молодым и красивым…

Кстати сказать, девицы из его группы с первого курса млели и таяли от одного присутствия красавца Филиппа на занятиях. Но, горе им! не было среди них первозванных, а тем паче избранных.

С ними он оставался недостижим, непреклонен и непоколебим, объясняя свою неуступчивость неприятием кровосмесительных половых извращений. Так, мол, и так, они в группе все для него "родненькие, а трахаться с одной из сестер или теток мне, понимаете ли, не хочется, не привык-с, не обучен".

Понятно, семейные чувства Филиппа на девиц из других групп и курсов не распространялись. Близкие же родственницы могли довольствоваться только куртуазными комплиментами, на какие Филипп, как правило, не скупится:

— Ах, мои прекрасные добрые самаритянки, я вам чувствительно благодарен за трогательную заботу о моем здоровье. Правду скажем, это было всего лишь легкое недомогание, минутное помрачение сознания…

Истинная правда, вернувшись в свое пространство-время, на скамейку в парке, Филипп чувствовал себя без преувеличения великолепно. Тем более, он в здравом уме и твердой памяти изумительно помнил, как и что с ним произошло неизвестно когда и неведомо где.

"Почему неведомо? Кое-какие географические сведения наличествуют. Были и есть Кастилия, Ла Манча, где некогда странствовал сумасшедший сеньор Алонсо Кихано, был доминиканский монастырь, аббатство Сан-Сульписио. Очень легко можно проверить, насколько весь этот реалистичный бред соответствует нашей пространственной действительности.

Время тоже известно: не больше 30–40 секунд в состоянии неполного (или перемещенного?) сознания. Иначе эти две дурищи успели бы "скорую" вызвать…"

Меж тем Безделкиной и Лядищевой свою постыдную слабость и обморок Филипп Ирнеев объяснил сегодняшними пертурбациями. С большего, так оно и есть.

Потому что полтора часа назад он чуть не влетел в аварию со смертельным исходом на улице Баранова. Потом вытаскивал человека из клинической смерти.

Обе подружки слушали, ахали и всему верили. Им было известно: красавчик Филька может лапшу на уши вешать только чужим, типа начальства из деканата. Своим же говорит одну правду или отмалчивается, если кто-нибудь из стукачей поблизости отирается.

Так оно чаще всего и было. Большей частью Филипп на людях и в женском обществе, не отвечавшем его сексологическим и социальным критериям, хранил многообещающее молчание романтичного брюнета из дамского романа в мягкой обложке.

Спохватившись, как это он чересчур разболтался не там и не с теми, с кем надо, он сослался на дела и оставил собеседниц в приятном убеждении, что рано или поздно недоступный Ирнеев падет к их ногам с предложением руки, сердца и столичной прописки по месту жительства его родителей.

"Много все-таки у нас ближних, от кого лучше держаться подальше. Не то вмиг обротают, оседлают, запрягут, захомутают, на загривок сядут и ну погонять. Скачи шибче, конек мой вороной.

Лучше уж я сам по себе, не спеша…"

Перейдя через плотину реку, отделявшую парк позапрошлого века от еще более старой части города, многократно разрушенной, восстановленной, перестроенной, Филипп углубился в современный район элитной застройки.

Там и сям среди многоэтажек с квартирами повышенной комфортабельности располагались особнячки почтенного возраста, а по соседству и вовсе малопочтенные жилые новоделы. Последних весьма богато нынче понастроили на месте вдрызг приватизированного железоделательного заводика, при советской власти изрядно отравлявшего окружающую среду чуть ли не у самого геополитического центра Республики Белороссь.

Среди прочих аляпистых новоделок строители светлого и чистого капиталистического будущего усадили офисный комплекс — якобы аутентично восстановленный Дом масонов маловразумительных архитектурных достоинств.

Это здание час от часу суеверно обругивали, но Филиппу оно нравилось. Была в нем, на его взгляд, некая мистическая аура, таинственность и эзотерика минувших веков. Пусть себе ничего сокровенного в нем не было, кроме заурядных коммерческих секретов получастных и полугосударственных контор, пополнявших республиканский бюджет из сомнительных финансовых источников.

Пользующиеся высоким покровительством и прикрытием владельцы офисов чихать хотели на городскую мэрию с башни-колокольни Дома масонов. И потому украсили свой юридический адрес множеством вывесок с иностранными причудливыми шрифтами.

Кому нужно, тот разберет, куда и в какие двери ему идти. А любители кириллических надписей пускай ищут знакомые буквицы в других местах.

Вон там, к примеру, общественные литеры "М" и "Ж". Вот вам туда и надо двигать, уважаемые граждане. На запах.

Здесь же люди деньги делают. Они, денежки, как говаривал древнеримский принцепс Веспасиан Флавий, не пахнут.

Пахнут или не пахнут инкассаторские кофры и мешки с долларами, евро, фунтами стерлингов, с китайскими юанями и венесуэльскими боливарами Филипп не знал, не ведал.

Отмыванием денег он не занимался. Его в общем-то не привлекал этот грязноватый бизнес.