Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю Страница 100

Всякий раз, созывая Семиупырщину, Альберт приставлял к громоздкому столу князя Григория несколько столов поменьше, и вместе они образовывали букву «Т», во главе которой восседал барон, а вдоль меньших столов — остальные члены и приглашенные лица.

На сей раз Альберт казался весьма озабоченным.

— Господа, положение более чем серьезное, — говорил он, строго поглядывая на своих коллег. — Вражеские силы никак не хотят оставить нас в покое и постоянно испытывают на прочность. Поэтому наш святой долг — еще крепче сплотить ряды и дать должный отпор неприятелю.

Его соратники не особенно понимали, к чему барон клонит, однако на всякий случай согласно кивали.

Почувствовав, что необходимый настрой создан, Альберт перешел к делу:

— Когда злодеи извели нашего дорогого и любимого князя Григория, то ясно было, что на этом они не остановятся. И теперь подтверждаются самые худшие предчувствия. Нашим врагам недостаточно того, что мы пошли на самые решительные перемены, открыли храмы и понемногу вводим базарное хозяйствование. Им нужна власть. A наша задача — не допустить этого. И не потому что власть так уж нужна нам самим, а лишь для того чтобы не позволить им ввергнуть Белую Пущу в пропасть. Как стало известно, уже объявилась самозванка, утверждающая, что она — княжна Марфа. И если даже мы найдем способ от нее избавиться, то и это не решит вопроса, так как появятся другие… Гробослав!

— Слушаю! — вскочил Гробослав. Он не входил в состав Семиупырщины, но был приглашен как ответственный за погребение Марфиных костей.

— Ну, решили вы, где хоронить? — спросил Альберт.

— Нет еще, — развел руками Гробослав. — Я ведь говорил, что у каждого предложения свои лучшие и худшие стороны…

— Знаю, знаю, — перебил Альберт, — но медлить больше нельзя. Будем хоронить кости уже через неделю и прямо здесь, в Кремле. За эти дни необходимо привести в порядок родовую усыпальницу Шушков, созвать народ со всей Белой Пущи, пригласить иноземных гостей, чтобы весь мир видел, как мы чтим своих невинно убиенных!

— Слушаюсь, — немного испуганно пробормотал Гробослав. — Я тут давеча ходил к усыпальнице и могу сказать, что не настолько уж она запущенная, как мы думали.

— Ну вот и прекрасно, — с удовлетворением кивнул Альберт. — Еще надобно, чтобы при погребении было побольше священников, а надгробное слово сказал будущий правитель Белой Пущи.

— Кто-кто? — не удержался воевода Селифан. — Какой еще правитель?

— Будущий, — повторил барон. И пояснил: — Мы с вами лишь переходное звено. Наша задача — вести государственные дела и в должном порядке передать их новому правителю Белой Пущи, которого изберет Народное Вече. Поскольку князь Григорий не оставил наследника, то его преемника должен назвать народ. — Альберт торжественно поднял перст: — Глас народа — глас божий!

— Ну и кого же народ изберет? — глупо переспросил Гробослав.

— Ясно, что не тебя и не меня, — с досадой ответил барон. — Это должен быть всеми уважаемый человек из старинного и знатного рода… Вы со мной согласны, князь?

Последние слова Альберт обратил к престарелому князю Чарскому, который откровенно клевал носом, слушая бароновы краснобайствования. Однако он поднялся и, чинно поглаживая бороду, произнес:

— Совершенно верно, барон. Старинного и знатного.

— И кого же? — насторожился воевода.

— Кого именно, я еще не знаю, — притворно развел руками барон, — но ясно одно: он не должен очень уж выходить из нашей воли.

(Слово «нашей» барон произнес так, что ни у кого из присутствующих не возникло сомнений в том, чью же собственно волю должен выполнять будущий глава государства).

Тут встал доселе молчавший купец Березка:

— Господин барон, сам я происхождения самого простого, и не мне судить о знатных княжеских родах…

— Ближе к делу, — хмуро перебил Альберт. — Ежели у вас какие соображения, то говорите.

— Ну вот, стало быть, — продолжал Березка, — есть у меня думка насчет одного князя — и родовит он зело, и уважаем всеми…

— Кто таков? — спросил барон.

— Князь Борис Константиныч Городковский.

— Вот как, — хмыкнул Альберт. — Ну что же, князь Борис Константинович — действительно и уважаемый, и родовитый… Мы подумаем над вашим предложением.

Березка сел на место, и барон Альберт вновь завел свою любимую речь о погребении Марфиных костей:

— Захоронение должно пройти так, чтобы весь мир понял — мы и в самом деле чтим своих великомучеников, а не дурака валяем…

Князь Зарядский наклонился к своему соседу — боярину Степану Мухе:

— Чего это Березка так за князь-Бориса ратует? Всем же ведомо, каков сей князь — пьяница и гуляка.

— Мне доподлинно известно, — чуть слышно зашептал в ответ боярин Степан, — что князь Городковский задолжал Березке кучу денег. Вот он теперь и тщится их вернуть хоть таким способом. Ну а заодно и заполучить своего человечка во главе княжества.

— Неисповедимы твои пути, господи, — тяжко вздохнул князь Зарядский.

Барон же Альберт тем временем торжественно зачитывал тот самый отчет, что накануне демонстрировал Гробославу:

— «Особое расследование не токмо обнаружило в месте тайного погребения останки в количестве трех черепов и пятидесяти восьми иных костей, но и неопровержимо установило, что принадлежат оные невинно убиенной княжне Марфе, дщери князя Ярослава Шушка. Доказательства прилагаются…»

В комнату князя Длиннорукого с воплями вбежал Петрович. Князь уже достал было из потайного места тарелочку с золотым яблочком, готовясь выйти на связь с Белой Пущей, но, завидев, в каком виде Соловей, отложил волшебное устройство в сторону:

— Ну, что там опять случилось?

— У меня пропали ножи! — одним духом выпалил Петрович. И упавшим голосом добавил: — Оба…

Однако Длиннорукий не оценил трагичности положения:

— Ну, подумаешь. Старый ржавый хлам.

— Ты ничего не понимаешь! — топнул ножкой бывший Грозный Атаман. — Их украли коты, чтобы потом, ночью, явиться и меня прирезать!

— Что?! — вытаращился князь. Но, вспомнив слова летописца Пирума, заговорил мягко и заботливо, будто с больным: — Послушай, Петрович, ты просто перетрудился, переутомился. Ляг поспи, а я постараюсь что-нибудь сделать, чтобы коты оставили тебя в покое.

— Ах, они меня доконали! — жалобно простонал Петрович. — И никто не верит!

Проводив Соловья в его комнату, князь Длиннорукий наведался в чулан, где подобрал себе метелку и совок и с этими орудиями вышел на охоту.