Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю Страница 107

Когда боярин Василий и его спутники покинули корчму, уже почти совсем стемнело. Не успели они отойти и на десяток шагов, как неподалеку послышались какие-то голоса:

— A бутылку-то прихватил?.. Раз уж все летит к черту, так хоть нажремся напоследок!.. Да быстрее, трубы горят!..

— Наемники! — шепнул Василий, и все трое, свернув с дороги, спрятались среди кочек. Впрочем, наемники скорее всего и не обратили бы на них внимания, если бы те просто посторонились.

— Там же поэты! — в ужасе сообразил Грендель, когда наемники ввалились в корчму, привычно высадив дверь. — Мы должны придти им на помощь!

— Не спешите, — остановил его Дубов. И действительно, не прошло и минуты, как из дверного проема один за другим вылетели несколько наемников. Последним приземлился их командир Мстислав.

— Мягкая посадка, — вполголоса прокомментировал боярин Василий.

Тем временем наемники медленно поднялись и, хромая, поплелись прочь. При этом они столь мерзко сквернословили, что Василию хотелось заткнуть уши. Когда мимо, припадая на обе ноги, проковылял Мстислав, то Дубов в тусклом свете ущербной луны явственно увидел у него на заднице огромный отпечаток рыцарского сапога.

Вскоре наемничья брань растворилась в болотных миазмах, а из непритворенной двери доносились вдохновенные вирши сменившего госпожу Сафо поэта Ал-Каши:

— Когда в моей душе темным-темно,Я сразу вспоминаю про вино.Немного выпью — на душе светлеет,A много пить, увы, мне не дано.

На столе в комнате князя Длиннорукого красовался кувшин с вином и кое-какая закуска. Князь то и дело подливал себе еще вина, в отличие от Петровича, который после недавнего падения под стол чувствовал себя не совсем здорово. Бывший Грозный Атаман сидел напротив Длиннорукого, осоловело глядя перед собой и тупо слушая княжьи речи.

Однако на сей раз Длиннорукий с каждой выпитой кружкой становился не веселее и развязнее, как обычно, а наоборот — все мрачнее и злее.

— Придурки, — бранил он руководство Белой Пущи, — затеяли всю эту заварушку, а сами в кусты. A мы тут, как болваны, за все отдувайся! — Князь отпил полкружки, с хрустом закусил луковицей. — Того и гляди сюда заявятся рыцари, и помощи ждать неоткуда!

— A что, бить будут? — забеспокоился Петрович.

— Еще как будут, — подтвердил Длиннорукий. — Долго и больно!

— Что же делать? — еще больше заволновался Соловей.

— Бежать! — выдохнул князь. Он попытался подлить себе еще вина, но трясущиеся пальцы плохо слушались. Кое-как наполнив кружку, он влил ее себе в глотку и, не глядя, отправил следом ломоть хлеба. — Этот глупец Виктор пускай как себе знает, а я не хочу, чтобы мне башку рубили!

— Ну так побегли теперь же! — азартно зашептал Петрович. — Покаместь этот противный кот меня совсем не загрыз. Ночь, темно, никто не увидит. A к утру будем уже далеко-далеко…

— Рано, — отрицательно покачал головой князь. — Ежели, к слову говоря, на наших наемничков наскочим, то тогда нам точно конец. Надобно малость выждать. A вот когда все разбегаться начнут, вот тогда и рванем. В таких делах нужны разум и выдержка.

— Бить будут, — угрюмо повторил Петрович.

— К тому же пустыми бежать глупо, — продолжал князь. Он тяжело встал из-за стола и, изрядно покачиваясь, подошел к кровати и извлек из-под покрывала узелок.

— Чего это? — удивился Петрович.

— Гляди! — Князь развязал сверток, и в тусклом свете оплывшей свечки что-то блеснуло. — Всякий день по золотой ложке с обеда утаскивал, — гордо сообщил бывший градоначальник. — A коли удавалось, то и по две.

— Правильно, — пробурчал Петрович, — деревянными обойдутся, не баре. A золотые раздадим бедствующему трудовому люду!

Последнее замечание князя даже развеселило:

— Ха-ха, так и сделаем. — Длиннорукий налил себе еще пол кружки. — Ну ладно, это уже последняя — и на боковую. Завтра нам с тобой предстоят большие дела.

Князь бережно завязал узелок и сунул его под покрывало.

Воевода Селифан задержался у себя в военном приказе, а когда он уже собирался отправиться на покой, дверь отворилась и вошел собственной персоной барон Альберт. Такое случалось крайне редко и означало, что престолоблюститель хочет сообщить что-то очень важное.

Альберт помахал перед носом воеводы какими-то бумажками:

— Здесь последние донесения из Новой Ютландии. Ну, от князя Длиннорукого и еще кое от кого.

— Ну и что же там новенького? — с любопытством уставился воевода на барона.

— Вообще-то хорошего немного, — признался Альберт. — Король Александр будто бы собирает рыцарей и вот-вот двинет их на свой замок.

— Говорил же я, что надобно что-то делать! — вскочил воевода, как ошпаренный. — Если мы поднимем наши дружины, то еще успеем…

— Не надо, — с досадой остановил его барон. — Меня во всем этом деле волнует лишь одно — успеет ли Анна Сергеевна уничтожить самозванку. Думаю, хоть на это у нее ума достанет…

— A как же Виктор? — не мог успокоиться воевода. — A князь Длиннорукий, а наши наемники?

Барон с хитрой ухмылочкой приложил палец ко рту:

— Что еще за «наши наемники»? Ежели покойный князь Григорий и имел с ними какие дела, то нам с тобой сие неведомо. Виктор? Сумеет убежать — его счастье.

— A коли нет?!

— Ну, значит, его посадят в темницу, — сладко зевнул барон. — Или голову отрубят. A князь Длиннорукий так и вовсе заядлый заговорщик-неудачник. Ежели что, выдадим его Царь-Городу — он там тоже здорово накудесил, царь Дормидонт нам токмо благодарен будет.

— Ну, как знаешь, — неодобрительно покачал головой Селифан. — Одно тебе скажу — покойник князь Григорий такого позора не допустил бы.

— A где ты видишь позор?! — деланно возмутился Альберт. — Какие-то лиходеи захватили власть в королевстве Новая Ютландия, а теперь законный правитель и его верные рыцари восстанавливают законный порядок. A когда Александр вернется к себе в замок, мы его еще и поздравим!

— Как бы он не послал нас вместе с нашими поздравлениями…

— A куда он денется? Рыцари пускай себе радуются, что победили супостатов, а Александр по-прежнему будет выполнять нашу волю, как раньше выполнял волю Григория. Конечно, поводок придется малость удлинить, ну да это уже мелочи! — И барон вышел из военного приказа, оставив воеводу в самых мрачных чувствах.

Каширский и Анна Сергеевна, вооружившись масляными фонарями, медленно брели вдоль длинного ряда винных бочек, причем Каширский проводил ладонью вдоль каждой бочки, надеясь экстрасенсорно обнаружить внутри одной из них наличие благородных металлов. Анна Сергеевна, не очень-то верившая ни в сверхъестественные способности своего сообщника, ни в королевскую казну, якобы спрятанную в подвале, только презрительно фыркала и морщилась.