Темный путь (СИ) - Кос Анни Страница 11

— Королевство Хольда переживает не лучшие времена, — Ундес верно оценил интонации повелителя, придав голосу самое почтительное выражение, на которое только был способен. — Им пришлось пережить суровую зиму, многие погибли, сейчас к власти пришел новый конунг. Он молод, неопытен, за его спиной осталось не более половины соратников его отца.

— Откуда сведения? — поднял бровь император.

— У меня свои люди в степи. К сохранению старых связей я всегда отношусь трепетно.

— Похвальная предусмотрительность. Может, попросишь награду за умение предугадать потребности империи?

— Милость сиятельного — наибольший дар.

— Хорошо, — смягчился Сабир. — Что там с конунгом? Как его имя, кстати?

— Лид. Как я уже сказал, он почти мальчишка, ему всего семнадцать. Наивен, недальновиден, к тому же в глубоком трауре из-за смерти родителей. Любимец толпы, не глуп, но опыта мало. Совсем уж легкой мишенью не станет, но и сложную интригу, особенно если ее плести разными руками, распознает не сразу.

— И ты хочешь столкнуть его с кочевниками? Кто у тебя на примете?

— Трое. Я брал кланы, что более всего враждуют с королевством Хольда. Удвар, Дэлгэр и Талгат возглавляют самые многочисленные племена. Удвар силен, решителен, опыта ему не занимать. Его я помню и знаю лично. Единственный минус — почтенный возраст. Не уверен, что ему хватит сил и жара души на долгую и серьезную войну.

— А остальные двое?

— Дэлгэр напротив очень молод, хотя о нем идет добрая слава. Скорее всего, нам стоит начать с Талгата. Никогда не видел его лично, но мои осведомители говорят о нем, как о человеке, подающем надежды. И что немаловажно — он и без нас подумывает о том, чтобы отомстить хольдингам за прошлые обиды.

— Сколько людей под его рукой?

— Более четырех тысяч.

— Мало, — Сабир в задумчивости провел пальцем по карте, очерчивая границы королевства Хольда. — Даже с нашими людьми — мало. А что, если ему предложить объединить все кочевые племена? — внезапная мысль пришлась императору по душе.

— Это будет сложно, — честно признал Ундес. — Но и результат может оказаться впечатляющим.

— Так мы уравняем шансы сторон, — улыбнулся своей затее сиятельный. — И наше вмешательство будет столь незначительным, что даже малый совет не посмеет упрекнуть меня.

— Они и так не станут, если получат в итоге новые богатые территории, — презрение сочилось в каждом слове советника. — Из всех этих знатных лордов лишь пара человек видит дальше своего носа.

— Трудно спорить, — хмыкнул Сабир. — Наверное, лишь поэтому они еще живы. Лучше держать подле трона глупцов и корыстолюбцев, которыми легко управлять, чем амбициозных выскочек. Но к тебе это не относится, твоя мудрость незаменима для империи.

— Благодарю за высокую оценку.

— Ты ее заслужил за все эти годы.

— Тогда могу ли я смиренно просить вас об одной услуге?

— Попробуй.

— Окажите поддержку Талгату, а не Лиду, — темные глаза Ундеса на мгновение вспыхнули.

— Ого, дорогой советник, да в тебе все еще спит древняя обида твоего народа? — изобразил удивление Сабир. — Хочешь отыграться за прошлое или тут более личные мотивы?

— У меня нет иных желаний, кроме как приносить пользу вам. И в моей просьбе есть смысл. Лид, как и все хольдинги, слишком прям, он руководствуется понятиями о чести и верности народу. Если в его руках окажется власть над степью, он не станет ею делиться. Люди с охотой пойдут за ним, такие мечтатели всегда привлекают симпатии толпы. С годами он и сам поверит в выдуманную сказку о благородном правителе, а значит, не будет покорен вашей воле. Такова ли ваша цель?

— Думаешь, второй кандидат, Талгат, лучше?

— Кочевники — более прагматичный народ. Их земли бедны, а людям надо выживать. К тому же, Талгат будет вынужден хранить равновесие между разными племенами, а это, поверьте, непросто. В таких условиях любой правитель более сговорчив.

— И то, что вы с ним одного рода, ни при чем?

— Совершенно, — ровный тон Ундеса обманул бы кого угодно, но император не был глуп.

— Я подумаю над твоими словами и дам ответ позже. Оставь мне все записи о Великой Степи, что у тебя есть, и покинь меня. Я хочу побыть один.

Двери кабинета бесшумно закрылись, оставляя императора наедине со своими мыслями. Советник же отправился прочь, чувствуя, что в этой схватке он победил. Не важно, как долго будет думать сиятельный, решение он примет правильное. И пусть сам Ундес никогда не вернется в степь, не взглянет на бескрайнее зеленое море трав, не вдохнет порывистый ветер, пахнущий грозой и полынью, мысль, что к падению дома Хольда приложил руку он, безродный подкидыш, кочевник из племени хулайд, согреет даже в самые холодные ночи.

7. Последняя весна

г. Острая вблизи Витахольма, 3 года спустя

— Зря я вас послушал, — хмуро пробурчал Хала, внимательно рассматривая силуэты трех всадников на горизонте.

— Зато ты выполнил просьбу своей госпожи, — философски заметила Йорунн, — и, поверь мне, я очень тебе за это благодарна.

Вдвоем с Халой они разместились на вершине странного каменного сооружения посреди степи. Огромные, почти в человеческий рост, округлые серо-розовые камни громоздились друг на друга, оставляя ветру широкие и удобные зазоры, через которые просматривали степные дали. Поверхность камней была покрыта коротким жестким лишайником, переливающимся от золотисто-беловатого, до сине-серого, зеленого и даже красного. Замысловатые узоры испещряли всю поверхность камней, а ближе к земле, где ветра уже успели насыпать тонкий слой почвы, сияла россыпь золотистых цветов, похожих на крохотные лилии, раскачивали белыми головками видсекии, пахучие сизые иллисы, розовые звездочки мирфы.

Йорунн блаженно закрыла глаза и удобно устроилась на нагретой весенним солнцем шероховатой поверхности. Ей нравилось приезжать сюда, забираться на самую вершину каменных исполинов и наблюдать, как ветер играется цветущими травами, превращая Степь в волнующееся море. И пока Хала напряженно осматривал окружающее пространство, его госпожа предавалась плавному и неспешному течению мыслей.

Таких странных каменных насыпей в степи было всего пять, и все они стояли рядом, очерчивая почти идеальный круг. Легенды гласили, что их построил в незапамятные времена могучий воин, имя которого стерло время. Он вроде бы прогневил богов и те назначили ему наказание, приказав сложить горы на равнине.

Кое-кто из мудрецов, правда, посмеивался, и говорил, что возраст этих “гор” во многие разы больше человеческого и появились они, когда и Степи-то еще не было, а земля кипела, как вода в котелке. В любом случае, хольдинги давно заметили, что валуны сохраняют тепло много лучше обычных камней, даже глубокой осенью казалось, что их каменная толща отогревает любого, кто прикоснулся к ее поверхности.

Сегодня Йорунн забралась на самую высокую гору. Ее называли Острая, дальше по кругу шли Вдова, Воин, Мышь и Водяная. Склоны Водяной нависали над небольшим озерцом, глубоким и синим, тут часто останавливались путники, но сегодня было безлюдно.

Хала отошел чуть в сторону и замер над Йорунн. Молодой воин иногда позволял себе задержать взгляд на госпоже, когда был точно уверен, что его никто не заметит. Ветерок растрепал волосы Йорунн, и теперь светлые, пронизанные солнцем пряди, слегка покачивались, свисая с края камня. Кожа девушки, тронутая щедрым степным солнцем, стала чуть золотистой, щек слегка коснулся румянец. Усилием воли Хала заставил себя отвернуться.

Минуло почти три года с того момента, как Хала начал нести службу в Витахольме. Сколько раз за это время образ его госпожи — порывистой, смелой до дерзости, но чуткой и доброй, решительной, острой на язык, и в то же время рассудительной — посещал его в минуты тишины и уединения. Йорунн, еще не до конца миновавшая пору юной горячности, не понимала, что многие из ее окружения смотрят на нее влюбленными глазами.