Ведьмин век. Трилогия - Дяченко Марина и Сергей Страница 11

Несколько минут Клавдий разглядывал собственную тень, подрагивающую вместе с огнем факела, и слушал, как опадает напряжение. Вот такие повороты он не любил особенно. После таких вот допросов слишком долго чувствуешь себя подзаборным кобелем, слишком сильно себя презираешь…

Он поднял глаза. Магда Ревер скрючилась, но не упала; на ней по-прежнему был мятый деловой костюм, и стражники за ее спиной стояли как ни в чем не бывало. Они ничего не видели. Щит-ведьма не станет распыляться на целую ораву мужиков…

– Магда, – сказал он шепотом. – Ты заработала свой костер.

Она вздрогнула, но глаза не изменили своего отрешенно-надменного выражения.

– У тебя два часа на размышление… Я хочу сделать Рянку округом без ведьм. Это сложно – но мне поможешь ты…

Губы ведьмы расползлись к ушам.

– …или не поможешь, – невозмутимо продолжил Клавдий, – и у палача не будет повода для сомнений.

Щит-ведьма молчала. Под мятым пиджаком Клавдию померещились очертания сосков; он сжал зубы.

– Мы поедем в Рянку. И ты мне сдашь ключи от эпидемии… не дергайся. Ты это сделаешь или кто-то другой… Кто-нибудь да сделает.

Он вскинул руку, показывая, что допрос окончен. Уводимая Магда хотела что-то сказать – но не сказала, только глаза ее на мгновение сделались узкими, как бойницы осажденной крепости.

– Номер семьсот двенадцатый, Магда Ревер, – сказал Клавдий в пространство. – Режим содержания жесткий.

Два часа, отведенные ей на размышление, щит-ведьма Магда Ревер проведет в стационарных колодках, в одиночной камере, где в каждую стену вмурован знак зеркала. На узком пятачке, где даже помыслы отражаются от стен и возвращаются, десятикратно усиленные, к своему источнику…

Если Магда хочет выжить, ей придется думать о приятном. Клавдий криво усмехнулся.

При мысли о кураторе округа Рянка его усмешка сделалась злорадной; теперь он, по крайней мере, знает, что сказать человеку, просидевшему в его приемной много долгих неприятных часов. Теперь он знает, чего ради унизил рянкского коллегу – не из врожденной гнусности характера и даже не в отместку за былые интриги; поимка щит-ведьмы принесла бы рянчанину заслуженные лавры, если бы произошла перед эпидемией, а не во время нее. Теперь бедняга куратор не дождется похвал…

Клавдий подавил в себе желание курить. Передернулся, вспомнив сладострастно набухшие груди Магды Ревер; сжал зубы и поклялся себе доработаться сегодня до потери сознания. Так, чтобы вообще ничего не хотелось. Как мертвецу.

– Дальше, – сказал он глухо. – Следующая.

Протяжный скрип несмазываемых петель. Вошедшая женщина, свободная, без колодок, зашипела сквозь зубы и осела на руки стражников.

Обыкновенная рабочая ведьма. Средняя по многим показателям; непонятно, почему ее выделили из прочих задержанных и доставили к нему на допрос. Хотя с «колодцем» тут явно не все в порядке. Странный какой-то колодец.

– Поднимайся, – сказал он негромко.

Стражникам приходилось удерживать ее. Она безвольно висела на их руках; защитных сил у нее хватало только на то, чтобы не лишиться сознания.

– Давай не будем воевать. – Он чуть поправил капюшон, удобнее устанавливая прорези для глаз. – У тебя нет для этого сил, у меня нет желания… В Рянке – что? «Удар» или «сеточка»?

– Не знаю, – прохрипела она с ненавистью, и в качестве наказания за ложь он ввинтился в ее взгляд и замерял «колодец».

Ведьма закричала, не в силах выносить боль; Клавдий стиснул зубы. Семьдесят четыре. У серенькой обыкновенной рабочей ведьмы… Нечто похожее испытывает огородник, на чьем участке изловили медведку величиной с королевского пуделя.

Женщина замолкла, погрузившись в глубокий обморок. Клавдий покосился в протокол предварительных допросов. Ксана Утопка, по профессии – учитель начальной школы.

Закрыв глаза, он в мельчайших подробностях вообразил себе рянкского куратора. Мысленно взял его за грудки, встряхнул…

Одним самосудом в Рянке не обойдется, нет. Сегодня-завтра костры запылают во множестве – пожирающие не щит-ведьм, и не воин-ведьм, и даже не рабочих ведьм, – а просто глупых неинициированных девчонок, вроде той, рыжей, похожей на лисичку…

– Номер семьсот девятый, – сказал он в темноту. – Ксана Утопка, режим содержания – нейтральный… И быстренько врача.

Открылась и закрылась скрипучая дверь.

Следующая ведьма вошла в камеру с гордо поднятой головой, и Клавдий узнал ее. «Это еще начало! Это только начало, вы увидите!..»

– Привет, кликуша, – бросил он сквозь зубы.

Девчонке было лет пятнадцать. Присутствие Клавдия тяготило ее – но не более; ее внутренней защите позавидовал бы тяжелый танк.

– Привет, палач, – отозвалась она невозмутимо. – Поленцев припас?

– Припас, – ласково успокоил Клавдий. – Так что же, говоришь, это только начало?

Девчонка оскалилась:

– Сам увидишь.

Она была флаг-ведьма. Эти фанатичны до безумия и, что самое неприятное, умеют предвидеть будущее. Эдакие истеричные вещуньи, прикрывающие кликушеством холодный расчетливый ум.

– Ты совершеннолетняя? – спросил Клавдий раздумчиво.

– Нет, – сообщила девчонка беспечно. – Мне нет восемнадцати… Согласно своду законов о ведьмах несовершеннолетние особи не подлежат допросу с пристрастием, ровно как и всем видам казней… Ага?

– Ага, – кивнул Клавдий и поймал ее взгляд.

Секундная пауза; девчонка резко побледнела, но боли не выдала. Клавдий отпустил ее – и устало откинулся на спинку кресла.

«Уровень колодца» – семьдесят шесть и пять. Либо куратору округа Рянка следует выдать премию за отлов трех самых сильных ведьм в стране, либо…

Либо в Рянке с недавних пор родятся ведьмы-монстры. Как грибы. На ровном месте.

Клавдий прикрыл глаза. Курить хотелось невыносимо.

– Никаких допросов с пристрастием, – сказал он сквозь зубы.

Его правая рука вытянулась по направлению к собеседнице, так, что кончики пальцев оказались на уровне ее зеленых нагловатых глаз. У флаг-ведьм есть слабость – они слишком любят прорицать.

– Убе… рите! – выдохнула девчонка; пальцы Клавдия сжались.

…Вряд ли она сказала бы что-нибудь даже под пыткой; однако пророчества лезли из нее сами, и она не могла, да и не слишком хотела удерживать этот сумбурный мутноватый поток. Зеленые глаза вдохновенно горели:

– Она… идет! Она уже идет, она… – неразборчивое бормотание. – Она возьмет нас к себе, и… – бессвязные выкрики. Блаженная улыбка.

Клавдий скосил глаза в ящик стола – да, диктофон работал. Он возьмет этот текст на заметку – кое-что может оказаться интересным, хотя теперешний, сиюминутный смысл предсказания таится, без сомнения, в одной только фразе:

– Одница! – выкрикивала девчонка, запрокидывая голову. – Провинция Одница, да, да, да!

Слово «Одница» для множества людей звучало как музыка. Округ-курорт, приманка для туристов всего мира, бесконечные полосы пляжей, красивая жизнь, священная мечта, вынашиваемая долгие месяцы осени и зимы, деньги, откладываемые и припасаемые специально «на Одницу», для Одницы и во имя ее…

Округ Одница граничил с Рянкой. И куратором там был как раз человек Клавдия, проверенный, верный, и совершенно ясно, что в Рянку ехать уже поздно. Одница, округ Одница…

Девчонка закончила прорицать через десять секунд после того, как он снял принуждение и отвел руку. Криво усмехнулась, пытаясь восстановить достоинство; как-никак, а она поддалась насилию. Сделала то, чего от нее требовали.

Месть не заставила долго себя ждать:

– Ты закончишь свою жизнь на костре.

Клавдий поднял брови:

– Ты ни с кем меня не перепутала?

– Ты умрешь на костре, – повторила девчонка с нажимом. – Жаль, что я этого не увижу.

– Нашла о чем жалеть, – сказал он искренне, но девчонка не угомонилась и, уже уводимая по коридору, продолжала звонко вопить:

– На костре!.. Великий Инквизитор разделит участь ведьм, на костре, на костре, на ко…

Скрипучая дверь закрылась, проглотив конец ее фразы; Клавдий решил, что для перекура уже слишком поздно.