Тени зимы - Джиллиан Брэдшоу Страница 11

Я встала, подошла к мужу и обняла его. Он не двинулся с места; я стояла и слушала стук его сердца рядом со своим.

— Не знаю, — прошептала я. — Просто испугалась. Я понимаю, что вам с Бедивером нужны основания. Мы не можем осудить его без причины.

— Но у тебя-то были причины! — воскликнул Артур, отстраняясь. — Ты опытнее меня в общении с людьми. Я должен был поверить тебе сразу. И мне следовало послушать Гавейна, он-то знает Мордреда лучше, чем все прочие. А я все уговаривал себя: Гавейн, дескать, еще не отошел от смерти матери, а ты бываешь слишком осторожна… и я решил рискнуть. Я ошибся. Ставки слишком высоки.

— Что ты мог сделать? Он — твой сын.

Артур вздрогнул и отвернулся от меня, прислонившись к столу и глядя на пятно копоти на стене от лампы. Мордред был его сыном, рожденным в результате кровосмесительной связи двадцать шесть лет назад. Матерью Мордреда была сестра Артура, сводная, и все же сестра, леди Моргауза. Тогда он не знал, что она его сестра; не знал, кто его отец. Королева Моргауза была замужней женщиной, и на время поселилась у отца, пока ее муж воевал на севере Британии. Артур был одним из воинов ее отца, ублюдком, выросшим в монастыре, который благодаря умениям и удаче нашел себе место в имперском отряде. Леди Моргауза заметила его, начала преследовать, жаловалась на жестокость мужа и, в конце концов, соблазнила его однажды ночью после пира, устроенного в честь его первой победы. Артуру тогда исполнилось восемнадцать. Вскоре после этого он узнал, что его отец — король Утер, причем узнал от Моргаузы, она всегда это знала. С тех пор Артур так и жил в постоянном страхе, что его давний грех откроется.

Артур все рассказал мне, когда услышал, что королева Моргауза мертва, и говорил так, словно вырывал из себя какой-то чудовищный росток, проросший в глубине его плоти. Я плакала, а у него глаза оставались сухими. Он жестоко судил себя. «Я же знал, — говорил он мне, — я же видел ее намерения, когда вышел из Зала и заметил ее. Она ждала меня в темном закутке. И я пошел с ней! Короткое мгновение слабости, и проклятие на всю жизнь! А если Бог не простит, то и на всю вечность. Она мертва, и я больше не могу бороться с ней, не могу ... бежать от нее». Он взял письмо, в котором сообщалось о событиях в Гвинеде, повертел его в руках и сказал так тихо, что я едва услышала его: «Ее сын — наш сын — обожал ее».

И все же, когда Мордред объявился в Камланне, он казался скорее смущенным, чем опасным. От Гавейна мы знали, что леди Моргауза посвятила Мордреда в тайну его рождения. Гавейн много раз повторял, что теперь у нас в крепости поселился наш самый главный враг. Но Мордред вовсе не казался враждебно настроенным. Братьев ненавидел, это да, они убили его обожаемую мать. Артур надеялся, что мы сможем его отогреть, сделать своим. Да и Гавейн рассказывал, что в детстве Мордред был добродушным мальчишкой, очень привязанным к нему, Гавейну. Ведь удалось же Гавейну порвать с матерью и ее колдовскими делами, так, может, и Мордред сумеет… Наверное, Артур даже мечтал победить Моргаузу, вырвав ее сына из Тьмы. И потому принял Мордреда в Камланне. Ну как я могла винить его за то, что он тянулся к своему детищу, к этому молодому человеку, приятному во всех отношениях? Ведь я не дала ему сына. У него были все основания считать, что я ревновала. Другое дело, считал ли он так на самом деле. Едва ли. Женщина, лютый враг Артура, подарила ему ребенка из ненависти, а я, любившая его больше жизни, оказалась бесплодной.

Я присела на край стола, схватила руку Артура и прижала к сердцу. И он, и я очень устали.

— Попробуем все же пережить и этот шторм. Бывали времена и похуже. Не изводи себя.

— Скоро начнутся поединки, — глухо ответил он. — Мои люди начнут убивать друг друга из-за Мордреда. Что делать?

Я не знала. Я могла лишь крепко прижимать его руку к груди, стремясь через нее вытянуть душевную боль, поселившуюся в его сердце. Так мы и сидели, пока он не повернулся и не посмотрел на меня уже не такими больными глазами. Я поцеловала руку и кольцо на пальце, перстень с вырезанным на нем императорским драконом.

Артур глубоко вздохнул, напряженные мышцы немного расслабились. Он протянул руку и осторожно убрал мои волосы с лица.

— Лань моя белая, — тихонько произнес он. — Ладно, попробуем пережить и это. Все еще может наладиться. — Он встал, поцеловал меня и добавил: — Но сегодня пусть будет праздник в честь послов. Идем. Надо готовиться.

Я кивнула и занялась прической. Проводила гребнем по волосам, а сама думала, что устала так, словно проскакала весь день по бездорожью.

Праздник и задумывался, и получился прекрасным. Послов королей Эльмета и Поуиса принимали пышно, как и подобает императорскому двору. Наши семьсот воинов заполнили только половину пиршественного Зала, а остальные места заняли жены воинов — в некоторых случаях обычай разрешал женщинам входить в Зал, свиты послов, священники, окрестные вассалы и просители со всей Британии. Факелы в кольцах вдоль стен освещали Зал, а два огромных очага, по одному в каждом из концов Зала, давали достаточно тепла и света. По высоким сводам скользили отблески огня. Белые щиты вдоль стен сверкали, воздух искрился от блеска драгоценностей, оружия, шитья на плащах, даже ошейники боевых псов, устроившихся под столами, переливались драгоценными камнями. На столах в изобилии расставлены блюда с говядиной, олениной, свининой и бараниной, здесь же дичь, мед и вина, привезенные из Малой Британии. Звучала музыка, а иногда пел главный бард Артура Талиесин, лучший поэт Британии. Его сменяли другие певцов и арфисты. Казалось, что столы плавают на волнах музыки.

Кей и Руаун примирились именно здесь, на пиру, негромко, но прилюдно. Артур удовлетворил три прошения: одну о пощаде со стороны преступника, одну о справедливом урегулировании вражды и прошение молодого Гвина о предоставлении места в Камланне. Его я тоже пригласила, и теперь он стоял перед высоким столом, худой, испуганный и растерянный. Артур мягко