Эдуард Веркин - Кошки ходят поперек Страница 11

Лазерова выдала мне леденец.

– Вкус детства, – сказал я и откусил у петушка голову.

Мамайкина перестала прихорашиваться и присоединилась к нашей компании.

– А мы тут прокатились, – зевнула она. – Как твое здоровье, Носов?

– Мое здоровье? – не понял Шнобель. – Так... голова чего-то болит...

– А, – сокрушенно кивнула Мамайкина, – понятно...

Мамайкина поглядела на сидящую возле Лазерову. Заметила ее.

– А это ты, Указка...

– Сколько раз просила! – надулась Лазерова. – Не называй меня Указкой!

Мамайкина хмыкнула. Лазерова поднялась со скамейки. В стоячем положении Лазерова выглядела гораздо эффектнее Мамайкиной. Во-первых, она была на полголовы выше Мамайкиной, во-вторых, она занималась художественной гимнастикой и являлась носительницей внешности, по многим параметрам превосходящей внешность Мамайкиной.

И в-третьих, номером первым конкурса «Мисс Лицей» была именно Елена Лазерова, я уже говорил. И вообще, Лазерова – это Лазерова, будоражная особа.

– А чего на мопеде не прихрустели? – спросил Шнобель.

– На реку заезжали, – объяснил я. – На рыбаков глядели. Хочу на следующей неделе на бычка сходить...

– Ты что, рыбу, типа, ловишь? – удивился Шнобель.

– А ты что, не ловишь? – в ответ удивился я. – Это сейчас самый рулез. Сейчас все рыбу ловят...

– Слушай, возьми меня тоже, а? – стал просить Шнобель. – Я тоже хочу...

Занавеска на веранде сдвинулась, в окне показался силуэт. Папаша Мамайкиной, опознал меня. Если выйдет и будет докапываться – все. Позвонит моему.

Скандал.

Большой скандал.

Ну, и так далее.

– Ну так что, иван, возьмешь на рыбу? – снова спросил обожавший все рулезное Шнобель.

– Посмотрим, – задумчиво ответил я. – Вообще мне пора. Тебя подбросить?

– Подбрось. – Шнобель догрыз петушка, послал Лазеровой воздушный поцелуй и побежал к джипу.

Лазерова обиженно вернулась на скамейку. Мамайкина с интересом придвинулась к ней. Сейчас будет спрашивать про негра и Камерун.

– Ладно, девчонки, – сказал я. – Вы идите свою историю зубрить, а мы домой поедем. У нас дела еще...

– Какие это дела? – Мамайкина кокетливо взяла меня под руку.

– Мужские. – Я высвободился и с самоуважением пошагал к машине.

Забрался внутрь, запустил двигатель, подождал, пока Шнобель пристегнется, и не спеша откатил от дома.

– Ну, ты, Кокос, даешь! – восхитился Шнобель. – Не боишься, что батый почикает?

Я не ответил, прибавил скорости.

– Зря ты взял эту тачку, – сказал Шнобель. – Поцарапаешь, потом не отвертишься...

Шнобель принялся тыкать пальцем в панель музыкального центра, снова зазвучал джаз.

– Ненавижу джаз. – Шнобель зевнул. – Буржуазная зараза. Музыка недорезанных мулов...

Шнобель захихикал и принялся перебирать станции.

– И вообще, вредная музыка... – говорил Шнобель. – Есть одна жуткая история. Про то, как один юноша взял у своего отца машину, чтобы покататься. Поехал, затем решил послушать джаз и упал с моста... Ибо сказано – сегодня он играет джаз, а завтра сдристнет в Гондурас... Эмиграция в Гондурас, об этом стоит подумать... Как прекрасны пески Гондураса...

Я треснул Шнобеля по руке. Шнобель подул на пальцы, протер их о куртку.

– Я поцарапал машину своего велосипедом, он рыдал как младенец... – сказал он. – А потом он порвал все мои журналы, такое скотство... С другой стороны, у этой машины очень хорошая система безопасности...

– Может, квакать перестанешь?! – злобно спросил я.

Шнобель пожал плечами. Но было уже поздно. В зеркале заднего вида мелькнули сине-голубые огни, раздался крякающий звук.

– Накаркал, скотина. – Я ткнул Шнобеля в плечо.

– Сам виноват, – огрызнулся Шнобель. – Теперь башку точно оторвут...

– Не оторвут, – сказал я и прибавил скорости.

– Ты что? – испугался Шнобель.

– Ничего. Покатаемся просто.

Шнобель нервно оглянулся. Мигалки не отставали.

– Настырный попался, – сказал я и прибавил еще скорости.

– Брось, Кокос, не дури, – испугался Шнобель. – Не будем гоняться...

Я не ответил.

– Это уже серьезно, – сказал Шнобель. – Они могут начать стрелять!

– Я сброшу его в канаву, у меня тачка в два раза тяжелее...

– Не дури, Кокос! – крикнул Шнобель. – Тогда уж точно вилы...

– Ты же сам говорил, тут прекрасные подушки безопасности...

Шнобель побледнел. Достал телефон.

– Я позвоню своему отцу, – сказал он. – Он приедет...

– Ты ремень пристегнул?

– Не надо! – завопил Шнобель.

Я резко снизил скорость и стал принимать вправо, но машина дорожного патруля пролетела мимо. По своим делам.

– Везунчик, – сказал Шнобель. – Мне бы так, иван. Кстати, я тут кое-что узнал про новенькую... Выдающаяся личность, честное слово!

– И что?

– Как это что? Ты должен ее обаять в кратчайшие сроки!

– Зачем?

– Чтобы она не стуканула! Это же классика!

– Да она и так не стукнет, – сказал я. – Мне показалось, она не из стукливых...

– Стукнет, не стукнет, а подстраховаться надо, в таких делах нечего рисковать. Так что давай, действуй, обаяй! У нее, кстати, имя по твоей части. Аэрокосмическое. Ее зовут Лара, кстати.

– Как?

– Лара. Лариса. Если на наш язык переводить, то Чайка. Красивое имя. Летчицкое.

Шнобель облизнулся.

– Да и сама она ничего. Такая... Слушай, Кокос, бросай эту дуру Мамайкину...

Оставшиеся три километра Шнобель учил меня жизни. Надо бросить морально устаревшую и умственно непродвинутую Мамайкину и плотно заниматься загадочной Ларой. Что такое Мамайкина? Пошлая красавица второго ряда...

– Но-но, – предупредил я, – не перегибай палку, Мамайкина все-таки моя герлфренд, я ее люблю до гроба.

– Иван! Да ты человек эпохи Ренессанса! Ты хочешь вступиться за честь своей дамы?

– А как у нее фамилия? – спросил я.

– Мамайкина. У нее фамилия Мамайкина...

– Да при чем тут Мамайкина?! У нее какая фамилия?

– Да при чем тут фамилия? Фамилию она возьмет твою...

Ну, и так далее.

Глава 4 Отсутствие разменной монеты

– ...не может больше продолжаться! – услышал я и остановился.

Дверь в кабинет Зучихи была приоткрыта. Через щель была видна невеселая спина новенькой.

«77» и «D. Racing».

Новенькая стояла, понуро ссутулившись, смотрела в окно, изучала повадки жирующих на подоконнике воробьев. Глаз из-под фиолетовых очков не было видно, но мне показалось, что она смотрит все-таки на воробьев. Я прижался к стене и сдвинулся поближе к дверной щели. Интерес пробил.