Упорядоченное (Сборник) - Перумов Ник Страница 11

Пригибаясь, Вен и Алисанда перебегали от одной трубы к другой, рискуя соскользнуть по крутому скату. Корпус Академии, оказавшийся у них под ногами, не был до конца заброшен; пустовали только два верхних этажа, на три нижних сволокли всяческие архивы; и, хотя вряд ли кто-то мог там работать столь ранним утром, рисковать всё равно не следовало.

– Уфф, – выдохнула Санди, когда они оба скрылись в тени высоченной башни. Над головами темнел уродливый отросток, никуда не ведущий аппендикс брошенного недостроенным моста, на нём – красновато-кирпичные стены наполовину покинутого здания. – Проскочили, кажется.

– Нам ещё возвращаться, – напомнил Вениамин. – И костыли вытаскивать. Забыла?

– Ничего я не забыла! – немедля заспорила Алисанда. – Вытаскивать сейчас ничего не будем. Времени нет. Завтра вернёмся и вытащим. А теперь давай!

– Погоди, воды хлебну. – Вениамин поднёс к губам фляжку, стараясь унять непрошенную дрожь. Им предстоял последний подъём, участки отполированного камня перемежались неширокими карнизами, покрытыми резными масками, головами фантастических зверей, драконов, кракенов и горгулий. Там будет легче.

– Сколько костылей осталось?

Вениамин позвенел железом в сумке.

– Дюжина.

– И у меня восемь… должно хватить. Хватит стоять, полезли! Уже рассвело почти.

– И профессор Барбаросса скорее всего отправился на ежеутреннюю прогулку… – проворчал Вениамин.

– Ревнуешь, милый? Ревнуй-ревнуй, мне это нравится, – хихикнули рядом. – Не болтай, дорогой. Доставай костыль, ставь страховку.

– Не нравится мне этот старый козёл, – молоток звякнул, вгоняя острие между каменными плитами. – Чего он на тебя пялится всё время?

– За погляд денег не берут. И потом, что, заслуженному профессору уже и на, гм, красивую студентку даже взглянуть нельзя?

– Пусть глядит, на, гм, красивых профессорш, – буркнул Вениамин, ожесточённо вколачивая костыль. – Хоть на мадам Лаупер-Брунно.

– Ты смеёшься? Ей же сто два года!

– И что? Если человеку сто два года, это ещё не значит, что она не может мечтать о…

– Так! Хватит, Вен. Когда начинаешь так ворчать, чувствуется, что ночью тебе меня не хватило, – Санди усмехалась, лукаво, победительно. – Но давай об этом позже, ладно? Полезли лучше.

– Полезли, – он последним ударом вогнал костыль на всю глубину, пропустил через кольцо страховочную верёвку. – А всё равно, не нравится он мне… этот твой Барбаросса.

– Ничего он не мой! – горячо возразили ему сверху. Алисанда уже ловко подтягивалась, застегнув карабин на поясе. – Он очень талантливый, если хочешь знать!

– Знаю, знаю, – Вениамин взялся за верёвку. – Сама не болтай. Лезь себе!

…Солнце уже поднялось, когда они, тяжело дыша, перевалились через последний карниз. Вниз лучше было не смотреть – земля совершенно исчезла в мешанине крыш и переходов, где-то далеко-далеко. Облака же, напротив, плыли совсем рядом.

И рукой уже подать до заброшенного «аппендикса». Черепичная крыша посерела, вдоль водостоков и желобов поселился ядовито-зелёный мох; длинные плети его спускались по фигурному литью ниже, оплетали толстые прутья оконных решёток, глубоко вделанных в кирпичную кладку. Теоретически, оставалось самое простое – перепилить любой из прутьев, аккуратно выдавить небольшой квадратик толстого мутного стекла, повернуть защёлку – и ты внутри.

Нелепый огрызок, мост в никуда, висящий над пропастью; и узкое, словно нож, строение, занявшее всю его ширину, глядящее на мир полуслепыми бельмами запылённых окон.

– Пила с тобой?

– Со мной, со мной, не волнуйся. – Вениамин похлопал по клапану кожаной сумки. – Пошли.

Крыша здесь была настолько покатой, что по ней пришлось ползти. За сим исключением, остальное прошло гладко – закрепили обвязку вокруг трубы, Вениамин спустился к ближайшему окну и взялся за алмазную пилку.

Пилка была хороша, гномьей работы – и, конечно, он бы никогда не смог позволить себе подобный инструмент. Купила её Алисанда – а может, не купила, а где-то стащила. У Санди были свои пути и способы, которые она ревниво охраняла. Даже от него.

Блистающие зубцы впились в неподатливое серое железо. Раз, другой, туда-сюда – нет, слишком медленно. Вениамин брызнул каменным маслом в наметившийся распил, дело пошло живее. Алисанда оставалась наверху, укрываясь за каминной трубой.

Но нет – всё тихо, да и как может быть иначе? Они слишком высоко, чтобы их заметили с земли, только из бойниц соседних башен, но пожилым профессорам не до подобных наблюдений. Они сейчас тащатся, шаркая ногами и путаясь в полах мантий, к дверям оставшихся в пользовании аудиторий, брюзгливо подгоняют ассистентов, что катят тележки с демонстрационным материалом – кролики и крысы в клетках, кристаллические друзы, рунные мельницы тяжёлой бронзы; они не смотрят по сторонам.

Решётка поддалась. Тяжёлый толстый прут отправился наверх; потом, если всё будет хорошо, они приладят его на место.

Звякнуло выдавленное стекло, Вениамин сунул руку, нашарил запор. Пока всё как обычно, даже слишком обычно – хотя о «висячем корпусе» болтали всякое. Но обычных студиозусов Академии подобные материи интересовали не слишком и потому слухи тоже были так себе, серые, без особой выдумки или леденящих кровь подробностей.

– Готово, Санди.

– Давай, я тебя держу, – она ловко соскользнула по верёвке вниз, изящная ножка в мягком сапожке встала на подоконник. В свободной руке появился небольшой самострел.

Окно открывалось внутрь – из-за намертво вмурованных в кладку решёток. Вениамин протиснулся между грязноватыми прутьями и очутился внутри.

Аудитория, и по первому виду скорее подошла бы медицинскому факультету. Странно, лекарей сюда вроде б как не заносило…

Рядом с высокой кафедрой – широченный мраморный стол, предусмотрительно снабжённый кровостоками и массивными зажимами; легко было представить распятого здесь человека, но имелись и другие петли, явно не для людской анатомии. Разложены покрытые пылью хирургические инструменты – к ним не прикасались уже много-много лет. Амфитеатром поднимаются скамьи для студиозусов, старого образца, внизу их давно уже заменили. Вдоль стен тянутся полки с книгами, однако каждая заперта решёткой с внушительным замком; на иных стеллажах – склянки и склянищи тёмного стекла с заспиртованными частями тел, отсюда не разглядишь, человека или животных; скорее всего, и тех и других.

Ничего необычного, за исключением мраморного стола и пространства вокруг него; пол выложен гранитной плиткой, в нём – отверстия для стока. Всё донельзя старое, пыльное, душное, но при этом – чистое. Прежде, чем уйти отсюда, прежние хозяева отдраили всё до блеска, до немыслимого сверкания; на мраморе только пыль, под ровным серым слоем ни пятнышка.

Вениамин услыхал нетерпеливое «хм!» за спиной, поспешно подвинулся, мягко спрыгнул на пол; вокруг сапог всклубилась пыль.

– Анатомичка какая-то, – заинтересованно проговорила Алисанда, обходя его. – Забавно, никогда не слышала, чтобы в «аппендиксе» размещались бы медикусы.

– Мы вообще не знаем, кто тут размещался, – вставил Вениамин. – Вроде таурмагики, но на самом-то деле – одна болтовня.

– Болтовня, точно. – Алисанда уже шла к полкам. – Смотри-ка, Вен, запирали на совесть. Дужки замков не к деревяшкам привинчены, в стены уходят. Долго пилить придётся, коли найдём чего.

Вениамин задержался возле мраморного операционного стола. Или правильнее будет сказать – стола для вивисекций? Уж больно странно расположены зажимы… и слишком они толсты. Человеку хватит обычных ремней – а тут толстенные стальные скобы. Сколько лет прошло – а ни пятнышка ржавчины. И расположены странно. Эти две пары – сойдут для людей, а вот ещё три для чего? Для кого? Несимметрично даже, словно для… для трёхруких или трёхногих каких-то…

– Вен! Гляди-ка! Иди сюда, где ты там застрял! Смотри, ну смотри же!..

За толстой железной решёткой, полностью закрывавшей книжную полку, тесно стояли переплетённые в чёрную кожу тома, на корешке у каждого вытиснены странного, пугающего вида черепа, явно нечеловеческие – с рогами, несоразмерно удлинёнными челюстями и мощными клыками. Цифры – один, два, три и далее, до девяти.