Марина Дяченко - Шрам Страница 11

– Мое дело не требует секундантов… Возьмите кого-нибудь для себя.

Пригнув голову под притолокой, незнакомец вышел. Захлопнулась тяжелая дверь.

У моста за городскими воротами назначалась добрая половина всех происходящих в Каваррене поединков. Выбор себя оправдывал – отойдя от дороги всего на несколько шагов, дуэлянты оказывались в глухом безлюдном месте, прикрытом к тому же от дороги стеной старых елей; впрочем, в ранний дуэльный час дорога и мост были до того пустынны, что казались давно брошенными.

Противники сошлись у моста почти одновременно – Эгерт чуть опередил неспешно бредущего седого незнакомца и, ожидая его, несколько минут смотрел на темную воду.

Мутная весенняя река несла на своей спине разбухшие щепки, обрывки водорослей, безжизненные лоскутки прошлогодних листьев; кое-где у камней вертелись водовороты, и Эгерту нравилось заглядывать в самую глубь их черных воронок – это напоминало ему о пьянящем чувстве опасности. Перила моста совсем подгнили – Солль навалился на них всем телом, будто испытывая судьбу.

Противник его наконец-то взошел на мост – Эгерту показалось, что он сильно запыхался. Теперь незнакомец казался по-настоящему старым – много старше Эгертового отца, и Солль заколебался было – а честной ли будет дуэль, но встретившись взглядом с холодными и прозрачными, как лед, глазами, тотчас же позабыл эту мысль.

– Где же ваш друг? – спросил незнакомец.

Эгерт строго-настрого запретил Карверу сопровождать себя: если противник пренебрегает правилами и отказывается от секунданта, то с какой стати он, Солль, должен поступать иначе?

– А вдруг я приберег для вас нечестный прием? – снова спросил седой, не спуская с Эгерта глаз.

Эгерт усмехнулся. Он мог бы сказать, как мало боится настырных стариков и их нечестных приемов, как низко ценит пустую болтовню и сколько видывал на своем веку побежденных противников – но промолчал, удовольствовавшись только красноречивой усмешкой.

Не произнеся больше ни слова, дуэлянты сошли с дороги; Солль шагал впереди, беспечно подставив противнику спину – тем самым он желал пристыдить незнакомца, продемонстрировав ему полное небрежение его возможным коварством. Миновали ельник и вышли на круглую, как арена, полянку, утрамбованную сапогами нескольких поколений каварренских поединщиков.

От реки тянуло сыростью; снимая мундир с накрепко пришитым эполетом, Эгерт с тоской подумал, что весна в этом году на редкость холодная и затяжная и что намеченный на послезавтра пикник придется, пожалуй, отложить до лучших дней. Роса пригибала к земле травы и крупными каплями скатывалась по стволам – казалось, что деревья кого-то оплакивают; отличной выделки ботфорты Эгерта тоже покрылись шариками капель.

Противники встали друг против друга; Солль с удивлением понял, что впервые за всю свою дуэльную практику имеет дело с соперником, о котором ровным счетом ничего не известно. Впрочем, это ни в коей мере не смутило Эгерта – все, что нужно, он рассчитывал узнать прямо сейчас.

Оба обнажили шпаги – Эгерт лениво, его противник спокойно и равнодушно, как все, что он делал. Незнакомец не спешил нападать – просто стоял и смотрел Эгерту в глаза, и острие его шпаги тоже смотрело Эгерту в глаза, пристально, серьезно – и уже по тому, как незнакомец стоял в позиции, Солль понял, что на этот раз ему пригодятся все семнадцать защит.

Желая испытать противника, он предпринял пробную атаку, которая и была неспешно отбита. Эгерт попробовал еще – так же неспешно незнакомец отразил довольно хитрый удар, завершающий короткую, только что придуманную Соллем комбинацию.

– Поздравляю, – пробормотал Эгерт, – для своих лет вы очень неплохо… – новая его комбинация была коварно задумана и виртуозно исполнена, однако седой незнакомец так же бесстрастно парировал всю серию.

Эгерт не без удовольствия осознал, что противник достоин внимания и победа будет нелегкой – но тем более почетной. В глубине души он горько пожалел, что вокруг нет зрителей и некому оценить его блестящие импровизации – но в этот момент в атаку пошел незнакомец.

Солль еле успел увернуться; все его семнадцать защит заметались, беспомощно сменяя друг друга. Удары ложились один на другой – неожиданные, коварные, безжалостно сильные, и бешено сопротивляющийся Эгерт не раз видел сталь у самого своего лица.

Потом так же внезапно все кончилось – незнакомец отступил на шаг, будто желая получше рассмотреть Эгерта с головы до ног.

Солль тяжело дышал; мокрые волосы прилипли к вискам, по спине стекали струйки пота, а рука, держащая шпагу, гудела, как медный колокол.

– Неплохо, – выдохнул он, глядя в прозрачные глаза, – что ж вы сразу не признались, что вы – учитель фехтования, вышедший на покой?

С этими словами он ринулся вперед, и, будь у этого поединка свидетели, они без колебаний подтвердили бы, что таких блистательных комбинаций рубака-Солль не выдавал еще никогда.

Он скакал, как кузнечик, нападая одновременно справа и слева, сверху и снизу, продумывая партию на двадцать ходов вперед, он был скор и безупречен технически, он находился в пике своей формы – и ни разу не добился успеха, хотя бы крошечного.

Все его удары попадали будто в каменную стену – наверное, нечто подобное ощущает теленок, впервые сразившийся с дубом. Ни одна из комбинаций не доведена была до конца – противник, будто зная мысли Солля наперед, выворачивал его затею наизнанку, переходил в контратаку – и Эгерт ощущал его клинок то у груди, то у живота, то у лица. Солль узнал, наконец, свою собственную игру со студентом – кошки-мышки; ясно было, что Эгерт вот уже добрый десяток раз мог быть убит – но зачем-то оставлен в живых.

– Интересно, – прохрипел он, отпрыгнув на два шага, – хотелось бы мне знать, кому вы продали душу… за ЭТО…

– Страшно? – спросил незнакомец. Это были его первые слова с начала поединка.

Эгерт смотрел на него – невиданной силой наделенного старика, равнодушного, с изрезанным морщинами лицом, с огромными холодными глазами без ресниц. Незнакомец даже не запыхался – дыхание его оставалось ровным, как и голос, как и взгляд:

– Страшно?

– Нет, – отозвался Эгерт презрительно, и светлое небо свидетелем, что это была чистейшая правда – даже перед лицом неминуемой, казалось, смерти Эгерт не испытывал перед ней трепета. Незнакомец понял это; губы его растянулись, как тогда, в трактире:

– Что ж…

Шпаги, зазвенев, скрестились; незнакомец сделал едва уловимое круговое движение клинком – и Эгерт болезненно вскрикнул, тут же решив, что ему вывернули кисть. Пальцы его разжались сами, и фамильная шпага, описав в сером небе дугу, бесславно шлепнулась на груду прошлогодних листьев и утонула в них.