Андрей Посняков - Шпион Темучина Страница 11

– Да не нужна нам прибыль! – выскочил вперед Гамильдэ-Ичен. – Не за тем едем.

– А ты вообще молчи, козявка! – рыкнул на него Хартамуз-черби. – Ишь, раскрыл рот да сказал глупость. Забыл пословицу – помолчит дурак, так, может, сойдет за умного.

– Ну, ты это… не обзывайся, уважаемый Хартамуз-черби…

– Ох, ты, ох ты, – черби замахал руками, – да я вас и не хочу никого обидеть, вовсе наоборот, желаю, что б все у вас прошло без сучка и задоринки. А вы не слушаете! Ну, позвольте хоть поучить вас кое-чему, сколько успею! – Хартамуз-черби уморительно сложил на груди руки. – Ежели вы торговать себе в убыток будете – умные люди это сразу поймут и сделают выводы – странные вы торговцы!

– Он прав, Гамильдэ, – согласно кивнул Баурджин. – Давай-ка, чем торопиться, лучше посидим послушаем.

– Это правильно, – заулыбался черби. – Не надо спешить, поспешишь – замерзнешь!

Нойон усмехнулся: эту пословицу он совсем недавно слышал от собственной жены.

– Ну, рассказывай, уважаемый Хартамуз, – усевшись на траву, Баурджин махнул рукой. – Учи нас культурной торговле.

Черби приосанился – и впрямь, учитель. Даже не учитель – профессор института советской торговли!

– Вот, – сказал, – рукоятка от сабли. На что она нужна?

– Такая – ни на что, – хмыкнул Гамильдэ-Ичен. – Даже на замену не годится – слишком уж старая.

Хартамуз-черби хитро прищурился:

– На замену и впрямь не годится. А для подношения богам и всяким там духам? Почему бы и нет?

– И правда, – парни переглянулись, и Гамильдэ-Ичен смущенно почесал затылок. – Об этом-то я не подумал.

– А вот плохо, что не подумал, – завхоз засмеялся. – Сначала подумай, а уж потом – делай или говори. Глупая голова – не только ногам враг. Дальше… вот – ткань. Ну, конечно, вы сейчас скажете, что ее поели мыши, что лучше уж выбросить и не позориться…

– Да. – Баурджин брезгливо потрогал пальцами ветхое рубище. – Лучше выбросить.

– Нет! Не выбросить, а продать за небольшую сумму. Не носить, так на ветошь – вполне пойдет.

– Да что уж, – не выдержал Гамильдэ-Ичен. – На дальних кочевьях ветоши, что ли, нет?!

– А может статься – и нет, – вполне серьезно заверил Хартамуз-черби.

Во время всей беседы Баурджин так и не определил, какого он роду-племени. Толстый, смуглый, круглолицый, глазки маленькие, не поймешь, какого цвета, губы толстые. Китаец? Чжурчжэнь? Нет, не похож. Монгол, найман, тайджиут? Или – из уйгуров. Да, наверное. А может – метис, смесь… И имя очень странное – Хартамуз. Не монгольское, скорее – тюркское. Но – явно на своем месте выжига! Уж кто-то, а Темучин – Тэмуджэн, на северном диалекте, – в людях разбирался. Правда, никому до конца не доверял, особенно – всяким там торговцам и прочим.

– А еще эту ветошь… тьфу ты, этот прекрасный… гм-гм… тэрлэк… – продолжал черби, – можно разорвать на узкие ленточки и привязывать их на кусты и деревья, в подношенья богам и духам. Шелковая ленточка сколько стоит? Три уйгурские монеты, пусть и медные. А из этого… гм… тэрлэка… сколько таких ленточек выйдет? А продать его можно за две монеты. Смекаете? То-то же! А ты чего рот открыл, милый?

Баурджин и Гамильдэ-Ичен разом обернулись и увидели только что подошедшего, судя по всему, воина – молодого светлоглазого парня в кожаных латах.

– Алтансух Цаарбан. Прибыл по приказу сотника Эрдэнэта к тебе, Баурджин-нойон! – вытянувшись, доложил воин. – Для помощи и так… на все руки. Сам великий хан приказал направить к вам одного из лучших воинов.

– Ага. – Баурджин закрыл открывшийся от удивления рот. – Ты, значит, и есть – самый лучший?

– Эрдэнэт послал. Ему виднее.

– Что ж, – махнул рукой нойон. – Плюс – это не минус. Человек лишним не будет. Пригодишься, Алтнасух Цаарбан… Тебя как покороче звать можно?

– Сухэ, господин нойон.

– Ого! Почти, как Сухэ-Батор! Ну и славно. Вот что, Сухэ, ты тут не стой, как жених на свадьбе, помоги, вон, Гамильдэ товары в повозки грузить, а я пройдусь до Боорчу. Чувствует мое сердце, нам и погонщиков таких же всучат, как… Ладно, не слушайте – занимайтесь. Хартамуз-черби, ты, пока грузят, поучи мальчиков торговым делам, вернусь – зачет устроим… по политэку, х-ха!

Погонщиков, благодаря вмешательству Баурджина, подобрали достойных: угрюмых, неразговорчивых, сильных – таким не попадись в темному углу. Сразу чувствовалось – серьезные люди.

Несерьезных было два – Гамильдэ-Ичен и Алтансух – Сухэ. Ехали – всю дорогу смеялись, сойки пучеглазые. То есть это бойкий Гамильдэ подсмеивался над новым товарищем. Баурджин хотел было им сделать замечание, чтоб не мешали спать, да, подумав, махнул рукой – ну их к ляду, пущай веселятся, коль есть к тому такая возможность. Все лучше, чем смотреть на угрюмых погонщиков. Тех было трое – по числу повозок. Первого звали традиционно – Чуулу – «Камень», второго – более… гм… изысканно – Наранцэцэг – «Солнечный Цветок» – ух, и здоровенный же был детина. Ну а третьего… третьего тоже звали вполне обычно – Жарлдыргвырлынгийн Дормврндорж. По крайней мере – так он представился. Не мучая себя трудностями запоминания и произношения, Баурджин звал его кратко – Жорж. Жарлдыргвырлынгийн не обижался.

Вдоль Керулена ехали ходко – узкой зеленой полоской тянулись степи, однако впереди – впереди синели сопки, и довольно высокие, лесистые. Были ли там проезжие дороги? Вряд ли… Значит, в полном соответствии с учением Хартамуза-черби – повозки нужно было продать, а оставшиеся товары навьючить на заводных лошадей. Всего-то делов. Другое дело, что товаров оказалось вдруг как-то уж очень много – потому их и нужно было поскорее продать, хотя бы половину всего, что было. Вот этим-то разведчики сейчас и занимались – и весьма успешно.

Уговоренная Баурджином девчонка, сбегав в родной гэр, притащила огромное монисто, при одном виде которого все трое погонщиков разом сглотнули слюну, а Жарл… дыр… мыр… Короче – Жорж – так и вообще закряхтел и в нарушение всякой субординации зашептал нойону на ухо:

– Дура девка! Хватаем монисто, князь, и сматываемся в сопки, пока не опомнились!

– Нет, Жарлдыргвырлынгийн, – гордо – и чтоб было всем слышно – заявил Баурджин. – Мы не мошенники, мы торговцы!

– А какая разница?! – совершенно искренне удивился Жорж.

– Разница? Увидишь. Торговать – просто, культурно торговать – вот наука! – Баурджин-Дубов и сам не заметил, как заговорил социалистическими лозунгами.

В общем, монисто девчонке вернули, взяв с него лишь десяток монет – тысяча триста процентов прибыли! После чего – в полном соответствии со словами Хартамуза-черби – продали на лоскутки старый тэрлэк и даже рукоятку от сабли, чему очень удивился Сухэ.