Елизавета Дворецкая - Как огонь от огня Страница 11

– До Купалы ты у меня поживешь, доченька, а уж тогда Неревичи тебя к себе заберут, – говорила Былятиха, усадив Гостейку на лавку под маленьким окошком и вооружившись гребнем. – Как же ты косу-то в лесу истрепала – и не раздерешь теперь… Терпи, вон как все перепутано!

– А когда будет Купала?

– Как это – когда? Через три недели, как положено. Уж мимо нее не пройдешь, не бойся.

– А три недели – это сколько?

– Род и Рожаницы! – Былятиха взмахнула руками, в одной из которых был зажат костяной гребень с конскими головками на концах спинки. – Да как же вы там в бору дни считаете? Или у вас там и великих дней не знают – снег пошел, так зима, а растаял, так лето? И богов забыли, не почитаете, как должно! Вот оттого и… Ну, что я с тебя-то спрашиваю? – Женщина спохватилась. Она уже прочно привыкла считать, что ее дочка – из рода Леших, а та не подтверждала, но и не опровергала этого. – Три недели – двадцать дней и один.

– Как долго! – простонала Гостейка и даже хотела обернуться, но Былятиха придержала ее голову, потому что пыталась расчесать самые спутанные пряди. – Неужели я его до тех пор не увижу?

– Увидишь, родная, увидишь! – утешила ее Былятиха, выпутывая из волос обрывки стебля какой-то водяной травы. – Ой, где же ты бродила ночью, родимая, чего только у тебя тут не запуталось! Так вот, ты слушай, как у людей делается, я тебе все расскажу!

– Как у людей? – Гостейка оживилась и даже пошевелилась от нетерпения на лавке. – Расскажи, матушка!

– Сейчас все расскажу, слушай только! – Былятиха не удивилась. Конечно, девушке из такого рода, где братья берут в жены сестер, ни искать жен не надо, ни творить сложных обрядов по переходу из одного рода в другой. – До Купалы ты у нас должна жить, потому как мы теперь твои родители. Иначе нельзя, уважения не будет. На Купалу будут парни с девушками гулять, там он с тобой по порядку обручится, и ты все равно должна потом с девушками домой вернуться. Но только как обручишься, ты свой венок с головы в реку сбрось. Ну, девки тебя еще научат. Я Зорнице скажу, она девка толковая, приглядит за тобой. И вот вернетесь вы домой, а я с другими бабами, у кого дочери невесты, у ворот буду стоять, вас встречать. И как мы вас увидим, так запоем песню: где ты, дескать, дочка, всю ночь гуляла, где твой веночек лазоревый? А вы нам отвечаете: унесли, дескать, цветочки лазоревы да быстрые реки, унесли с ними и мою волюшку да красотушку. Зорянка тебя этой песне научит, она сама уже совсем замуж сладилась. И тогда, значит, на другой день придут их старики и отец жениха, а он сам не идет, ему нельзя…

Былятиха увлеченно рассказывала, в мечтах о близком будущем переживая все то, чего никогда уже не надеялась пережить, рассказывала о свадьбе, о том, как невеста прощается с чурами и печью, о том, как она отдает младшей сестре-девочке свою ленту-красоту. Гостейка слушала, и понятно было, что все это для нее совершенная новость. А Былятиха стыдилась спросить, обставляют ли Лешии свои свадьбы хоть какими-нибудь порядками, или так и живут, как звери в лесу…

И совершенно не замечала, что из-под ее гребня, которым она старательно чесала еще немного влажную косу новой дочери, одна за другой падают капли чистой воды, на лету застывают и белыми жемчужинками теряются в зеленой траве, которой по случаю праздника был густо усыпан весь пол в полуземлянке…

Наутро Былятиха, быстро переделав все дела и наказав Неугомону и Немилу самим отнести старшим обед, отправилась к Неревичам. Путь был неблизкий, и давно перевалило за полдень, когда она наконец дошла. Правда, по пути ее ненадолго задержали: встретился родич, Звяга из Куделичей, искавший свою старшую дочь.

– Метелица моя пропала, так с Ярилина дня и не вернулась! – обеспокоенный отец разводил руками. – Хорошо, что тебя встретил, кума! Говорили люди, будто у вас какая-то девица объявилась, что сама не знает, кто и откуда. Мы подумали: может, моя… Может, берегини ее в лесу повстречали и так закружили, что сама себя забыла? А? – И он с надеждой смотрел на Былятиху.

– Да что ты, кум! – Женщина всплеснула руками. – Ну, девку берегини могут заплясать до одури, это бывает, что и себя забудешь. Но неужели я-то свою племянницу не узнаю! Да разве я хоть одну девчонку со всей Капельской Лады не узнаю? Нет, кум, не твоя это.

– А моя куда же тогда девалась? – Звяга безнадежно огляделся, точно надеялся, что его старшая дочь сейчас вдруг возьмет и покажется прямо посреди пустого поля.

– Увели куда-нибудь, до Купалы не дотерпели! – Былятиха не очень встревожилась, потому что такие исчезновения вопреки порядку и обычаю время от времени случались. – Дело молодое.

– Да что-то не верю я… – Рыжий Звяга почесал в затылке. – Она у меня разумница – не стала бы так…

– Лада велит – никакой разум не поможет. Ну, ищи, кум, Попутник тебе в помощь!

В угодьях Неревичей она сразу принялась расспрашивать, где найти Иверенева сына Искрена, и вскоре обнаружила его на одном из полей, где сеяли ячмень. Поговорив со старшими о приметах на урожай, Былятиха отозвала парня в сторону и зашептала, старики понимающе ухмыльнулись. Они знали, что у самой Былятихи дочерей нет, но не сомневались, что она пришла спрашивать ответа за разорванный венок какой-то из племянниц. А Искрен, к которому, бывало, приходили с такими разговорами, был удивлен, взволнован, встревожен. Кончилось тем, что он попросил у отца позволения пойти с Былятихой к Лютичам.

– Зачем? – удивился Иверень.

– Невесту смотреть! – ответил ошарашенный парень.

– Да только что ведь всех пересмотрел!

– Этой, батюшка, еще не видел. А надо посмотреть!

– Ну, иди, раз надо! – Иверень развел руками. – Дело молодое…

Когда Былятиха с парнем вошли, Гостейка сидела на скамье возле окошка. Проворная Былятиха перед уходом успела раскроить ей новую рубашку и посадила было шить, но оказалось, что ее приемная дочь не умеет держать в руках иголку. Зато все в доме было прибрано, посуда вычищена, и трава на полу благоухала свежестью, точно была сорвана только что.

– Ах, умница моя! – воскликнула Былятиха. – Ты и за травой за новой сходила! Когда же успела! Вот, гляди, какая у тебя жена будет проворная!

Она обернулась к Искрену, а он смотрел мимо нее на девушку.

– Я за новой не ходила, это та же все… – прошептала та, тоже глядя на парня.

А он молчал, не зная, что сказать. Такой красоты он не то что не видел, а даже вообразить не мог. Высокий стройный стан, белое лицо, яркие синие глаза… Живой румянец щек и губ… Он подошел ближе, как во сне, и взял ее за руку. Рука была живой, теплой, мягкой, как у всякой девушки – даже слишком мягкой, будто не знакомой ни с серпом, ни с косой, ни даже с веретеном. Она совсем не напоминала гладкий и прохладный лист кувшинки. И теперь он мог отчетливо разглядеть каждую черту ее лица. Это лицо казалось ему новым, незнакомым, и только какое-то глубинное чувство говорило ему, что они уже встречались. Он не знал, кто перед ним. Берегиня, дочь ночных туманов, не могла быть такой.