Александр Лидин - Операция "Изольда" Страница 11

— Тут ход вниз, лестница какая-то…

— Ты не болтай, а ногами шевели, — прикрикнул на него Василий, едва устояв на ногах после нового взрыва. Нашарив в нише одну из ламп, он спросил у Сергея Сергеевича:

— Спички есть?

Тот протянул коробок. Василий попытался зажечь спичку, но удалось ему это только с третьей попытки. От взрывов казалось, что каменная кладка вокруг ходит ходуном.

— Эко кучно лупят, — заметил один из энкаведешников. — Суки фашистские.

— Пошли, пошли, — подтолкнул его в спину Василий. — Нечего тут толпиться.

— А как завалит выход… — начал было другой.

— Не каркай…

— Разговорчики!

— Осторожно, товарищ командир, тут ступеньки…

Небольшая лестница… а потом потолок словно бы обрушился на Василия.

Глава 2

Из воспоминаний Григория Арсеньевича Фредерикса

(Начало)

Но туманы уже по росе плелись,

Град прошел по полям и мечтам, —

Для того, чтобы тучи рассеялись

Парень нужен был именно там.

(Данная рукопись, которую можно было бы озаглавить как «Мемуары барона Фредерикса», была обнаружена экспедицией 2155 года в руинах древнего города на обратной стороне Луны. Сочинение само по себе очень объемно, поэтому в данной книге мы приводим лишь фрагменты рукописи, касающиеся событий 1941–1942 годов.)

В то время у меня было множество поводов для беспокойства.

Во-первых, Катерина. Отношения с ней у меня по-прежнему напряженные, за время нашего путешествия, а путь из южной части Тихого океана до Марселя, а потом до Берлина занял почти три месяца, она так и не простила мне хладнокровное убийство Кима и двух других полярников. Я уже несколько раз пытался объяснить ей причины своего поступка. Нет, я не собирался переходить на сторону противника, но, отлично понимая, что бежать необходимо, я позволил себе решить судьбу своих спутников, пусть данное решение и легло тяжкой ношей на мои плечи, испортив отношения с единственным человеком, на которого я мог положиться в данной ситуации, — с Катериной. Однако постараюсь изложить свои соображения относительно этого убийства. Итак, предположим, что я оставил бы их в живых, и они попали бы в застенки немецкой машины. Идейные, они никогда не перешли бы на сторону противника, к тому же под пытками могли рассказать лишнее. Господин Вилигут и так видел лодку слуг Ктулху. Он знал, откуда мы бежали, и если я был уверен, что фашисты не тронут и волоска на моей голове, а тем более станут всячески оберегать Катерину, то судьбы полярников были под вопросом. Любой из них мог начать говорить, выдав врагам нашей страны лишнюю информацию. А если бы я бежал без них, то они бы, без сомнения, погибли. И то, что, бежав, мы с Катериной выполняли волю Великого Ктулху, ничуть не сказалось бы на поведении его слуг. В свое время нам ясно было дано понять, что в случае неповиновения или попытки побега смерть остальных — по сути своей, заложников — будет ужасна. А пребывание в Р'льехе лишь убедило меня в этом. Выходит, что я как гуманист спас людей от ужасной смерти. Хотя имел ли я моральное право так поступать? Быть может, стоило предоставить решать Судьбе… Но и в том, и в другом случае я оказывался в проигрыше.

И еще… Обходительность и вежливость немцев покорила Катерину. Это просто ужасно. За их масками она не видит истинного лица нацизма. Особенно опасен в этом плане даже не Вилигут, а его ученик Эрнст Рюдигер. Если честно, то я и сам не встречал более обходительного и галантного кавалера. К тому же Катерина отлично помнит все те зверства, через которые ей пришлось пройти в застенках НКВД. Ведь я вытащил ее из расстрельной камеры, а это само по себе говорит о многом. И все же надеюсь, что у нее хватит благоразумия.

(Часть текста в рукописи зачеркнута.)

Во-вторых, представить не могу, как выпутаться из создавшегося положения. Мне ведь нужно быть в России, а не в Германии. Но каким образом это осуществить, понятия не имею. Тем более, что при побеге выбора у меня не было. Или немцы, или…

(Часть текста в рукописи зачеркнута.)

Впрочем, должен сознаться, что мне у фашистов понравилось. В отличие от моих соотечественников, немецкий народ помнит и чтит свои корни. Повсюду чистота, порядок, и хотя в прошлом я не раз слышал о противостоянии различных ведомств Рейха, ничего подобного в реальности я не заметил. Хотя, быть может, мое знакомство с военной машиной Германии слишком поверхностно. Быть может, если копнуть поглубже, то обнаружится та самая гниль, о которой ныне с пеной у рта кричат советские пропагандисты. В те же дни у меня не было никаких причин подозревать что-либо подобное.

И третья причина для беспокойства — Василий. У меня не было с ним связи, и я очень переживал за судьбу этого молодого человека. Война полна всяческих превратностей и случайностей. А то, что его начальник Шлиман в случае чего будет спасать лишь собственную шкуру, не оставляет никаких сомнений. К тому же Красная Армия, неся страшные потери, отступала, а точнее, бежала под ударами стального немецкого кулака, и погибнуть в этом водовороте ничего не стоило.

Тем не менее, мне ничего не оставалось, как молча сносить укоризненные взгляды Катерины и вести задушевные беседы с Карлом Вилигутом. Кстати, оказалось, что он большой знаток истории, причем истинной Истории. Мы много говорили с ним о Гоцларе, и он ни разу не упомянул о гауптштурмфюрере Хеке. Карл считал себя наследником древней линии арийских королей. Он даже показывал мне свой герб и фамильную печать. Должен сказать, что тут у меня возникли сомнения: в свое время, получив дар ощущать присутствие магических сил, я без сомнения мог сказать, что Вилигут отчасти прав. И в гербе его рода, и в рисунке печати имелся некий неуловимый мистический элемент. В наши времена не умеют чертить подобных узоров, не могут вплести нить колдовства в полотно повседневной реальности.

Еще Вилигут утверждал, что его корона хранится в Гоцларе, а меч — под могильным камнем в Стейнамаре. Насчет меча не знаю, а местоположение короны еще тогда вызвало у меня большие сомнения. Если это и в самом деле так, то Ми-го, ныне правящие в древнем городе, наверняка завладели ею. И потребуется большая армия, чтобы захватить город. Опираясь на видения своей родовой памяти, Вилигут описывал религиозные практики, военную организацию и законы древних германцев в терминах, очень близких ранним откровениям Гвидо фон Листа.[1] Кроме того, Вилигут утверждал, что Библия изначально была написана арийцами. Он проводил параллели между нею и ирминистской религией, где во главе пантеона стоял бог Крист, отличавшейся от культа Вотана и во многом противоположной ему. По его словам, иудеи всего лишь заимствовали Христа у арийцев и, толкуя по-своему священные события, превратили его в Спасителя. Тут я был с ним совершенно не согласен. Порой мы долго и горячо спорили, но Вилигут всякий раз побеждал, поскольку я не мог привести наиболее значимые, известные мне факты. Хотя ныне мне кажется, что этот прохиндей подозревал, что мне известно много больше того, о чем я смел говорить, а посему, вызывая меня на откровенный разговор под бутылочку шнапса, надеялся узнать много больше, чем я хотел рассказать. И порой это ему почти удавалось. Помню, как-то я случайно оговорился, что знаю об участии гауптштурмфюрера Хека в поисках Гоцлара, а потом мне стоило больших усилий сменить тему разговора.