Владислав Русанов - Пасынок судьбы Страница 11

Вот так они и прошагали еще две версты.

И вдруг за очередным поворотом дороги Годимир остановился как вкопанный, услышав треск ломаемых ветвей и бессвязные возгласы в кустах. Шпильман едва не налетел на него.

— Что?

— А вот там точно люди… — Рыцарь прислушался. — Точнее, один человек. Злой, как горный великан. И один конь, похоже…

— А что он там делает?

— Вот сейчас и выясним. — Словинец решительно шагнул на обочину, постучал палкой по веткам ракиты и крикнул: — Эй, добрый человек! Что-то случилось?

Брань в кустах прекратилась, словно по воле чародейства. А через несколько ударов сердца, раздвинув руками густую поросль, на дорогу вышел человек с кнутом на длинном кнутовище.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГОРШЕЧНИК ИЗ КОЛБЧИ

Несколько томительных мгновений незнакомец разглядывал Годимира, потом перевел взгляд на шпильмана. Почесал щеку кнутовищем. Странно, но в его глазах был не страх, а спокойная уверенность знающего себе цену человека.

Что ж, пялиться друг на друга, так пялиться. Рыцарь тоже принялся бесцеремонно рассматривать выглянувшего из кустов. Но вскоре убедился, что особого смысла в этом нет. Обычная одежда простолюдина из Заречья — широкие штаны, выкрашенные в коричневый цвет корой ольхи, заправлены в грубые упаки[21] с коротким голенищем; льняная рубаха навыпуск с подолом на полторы ладони выше колена; меховая безрукавка — в Полесье и словинецких королевствах такую называет кептарем[22], а заречане почему-то произносят как «киптарь», на голове бесформенная шапка-кучма. Небольшая, надо признаться, шапка, как и положено простолюдину. Это ведь панам из двух бараньих шкур себе шапку заказать по чину. Лицо незнакомца обрамляла темно-русая бородка, а кнут он держал в руках весьма привычно, как опытный погонщик. В общем, не пан, но и не кметь. Скорее всего, вольный землепашец или ремесленник…

Наконец человек с кнутом осторожно произнес:

— Поздорову вам, добрые люди.

— И тебе здравия желаем, — откликнулся шпильман, а рыцарь хотел сперва возмутиться, дескать, не обратились к нему как положено, но после сообразил, что больше похож на бродягу-паломника, чем на гербового пана, и гордо смолчал.

— Далеко ли путь держите? — продолжил беседу встречный.

— Да по тракту на Ошмяны, — Олешек махнул рукой, показывая направление. — А ты что по кустам хоронишься? Знаешь, есть в Поморье прибаутка такая: «Гром гремит, кусты трясутся…»

— А там медведь малину собирает! — улыбнулся во все тридцать два зуба незнакомец. — Я-то в кустах застрял, а вот как вы на ночь глядя в лесу очутились?

— Ты застрял? — пропустил мимо ушей его вопрос Олешек. Годимир в душе поблагодарил шпильмана, что тот взял на себя разговоры с местным уроженцем. Сам он на заречан крепко обиделся и вряд ли смог говорить доброжелательно.

— Ну, не я сам, сладкая бузина, а мой конь. С телегой вместе, сладкая бузина…

— А что тебя туда понесло? Для езды, что-то мне подсказывает, людьми тракты приспособлены.

— Да вот… — Незнакомец почесал затылок, сдвинув при этом кучму на самые брови, подошел ближе. — Меня, сладкая бузина, Пархимом зовут. Это так, к слову, чтоб проще разговаривать было.

— А я — Олешек, — ответил музыкант. С нежностью похлопал по выгнутому боку цистры. — Шпильман я. Хожу, брожу, песни добрым людям пою…

— Занятие знатное. — Пархим прищурился, глядя на рыцаря. — А твой товарищ?

— А мой товарищ, — с некой толикой гордости провозгласил Олешек, — пан рыцарь Годимир из Чечевичей, что близ Быткова, герба Косой Крест. Во! Я все правильно сказал, а, пан рыцарь?

— Не «акай»! Все правильно. Рыцарь я. Странствую во исполнение обета.

— Что-то не больно похож ты на рыцаря, пан… — развел руками Пархим и вдруг наотмашь врезал кнутом по терновым кустам. — Понял я! Все понял, как есть, сладкая бузина! Желеслава встренули никак?

— Догадостный ты, — кивнул Олешек. — Его самого.

— Так я и понял, сладкая бузина! Шишка на лбу у пана рыцаря…

— Да. От Желеслава меточка.

— Так я и понял! Значит…

— Какое тебе дело, что значит, а что не значит? — вспыхнул жарче соломы Годимир. — Откуда только ты выискался такой со своей бузиною?

— Я? Да я горшечник из Колбчи.

— Ну, порадовал! А что в кустах забыл? Горшки прячешь?

— Точно! Как ты догадался, пан рыцарь?

— Так ты там… — начал шпильман, но Пархим его перебил:

— Я ж, паны мои родненькие, местный, заречанин. Скоро двадцать три годка, как здесь живу, то бишь от самого рождения…

— Ну, и?.. — продолжал хмуриться Годимир.

— Да знаю я нашего короля с его свитой, как облупленного, сладкая бузина! Знаю, что в Ошмяны он собрался ехать. В гости к Доброжиру. Как услыхал топот на тракте, сей же миг в кусты порскнул. Как заяц. С телегой и всем грузом, сладкая бузина! Они и не догадались. Проскакали мимо… Точно! — Он звучно хлопнул себя по лбу. — То-то мне показалось, что под Желеславом конь больно хороший! У него отродясь таких не было, сладкая бузина! Так это твой, пан рыцарь?

— Ну, мой… — согласился Годимир без всякого желания.

— Это ж надо! — воскликнул горшечник. — Совсем совесть Желеслав наш потерял! Хоть бы завоевал кто, сладкая бузина! Пожили бы под достойным королем…

— А что, нет желающих? — вмешался Олешек.

— Да понимаешь, пан шпильман…

— Не пан я.

— Что?

— Не пан я, говорю. Можешь просто шпильманом звать или по имени.

— А! Понял, сладкая бузина. Понимаешь, Олешек, ближний сосед, Доброжир, не боевой совсем король. Хотя, случись чего, может так мошной тряхнуть, к нему рыцари сбегутся на подмогу от самого Дыбще. Только поэтому с ним Желеслав считается. А то б давно уже… А наше королевство, может, кому и надо, только я про таких завоевателей не слыхал. Выгоды никакой! — Пархим смачно плюнул под ноги, растер подошвой. — Одни убытки, сладкая бузина.

— Вот оно как, — кивнул Олешек. — Я многое про вашего короля и королевство слыхал, но вот в таких подробностях — первый раз.

— Еще бы! Кто ж тебе расскажет, сладкая бузина? В корчме и на подслуха можно напороться. И очень даже запросто… — Пархим улыбнулся виновато, словно это он рассаживал соглядатаев по зареченским корчмам.

— Ладно, — махнул рукой музыкант. — Пойдем мы, пожалуй. А, пан рыцарь?

— И то верно, — согласился гончар. — Чего я вас задерживаю? Если поторопитесь, к сумеркам до заставы доберетесь. А мне уж тут копошиться с горшками доля выпала, сладкая бузина…

Годимир кивнул, прощаясь, и уже поворачивался лицом в сторону тракта, как вдруг вспомнил о преследующем его едва ли не с полудня ощущении чужого взгляда в затылок. Годится ли странствующему рыцарю, пусть даже лишенному оружия, доспехов и коня, бросать человека на дороге перед лицом неведомой опасности?