Роберт Сальваторе - Король-Дракон Страница 11

Все главные приметы этого места остались прежними: паромы, многочисленные камни, гигантские действующие причалы и обломки старых, свидетельство мощи моря. Даже погода стояла прежняя, сырая и хмурая, и вода была черной и опасной, и по ней бежали мелкие белые барашки. Теперь, однако, здесь виднелось гораздо больше военных судов, стоявших на якоре: почти половину флота Эриадора составляли корабли Эйвона, захваченные, когда армия врага высадилась в Порт-Чарлее. К тому же на острове появилось несколько новых строений: огромные бараки, в которых разместились три тысячи пленных циклопов. Впрочем, большая часть их уже исчезла: на Даймондгейте произошло известное восстание, в ходе которого множество одноглазых погибло, а оставшихся Гахриз Бедвир приказал разделить на мелкие группы и поместить в небольшие лагеря, гораздо более приспособленные для содержания военнопленных.

Однако постройки на Даймондгейте по приказу Бринд Амора не стали разрушать и поддерживали в должном состоянии на случай захвата новых военнопленных.

Путники спустились к причалам и направились прямо на баржу вместе со своими скакунами. Кэтрин ехала на светло-сером выносливом Спейтенфере, а Лютиен — на Ривердансере, прекрасном коне породы Горный Морган. Могучий Ривердансер был замечательным жеребцом, ослепительно-белым, с более длинной шерстью, чем прочие лошади его породы. Немногие во всем Эриадоре владели столь приметными скакунами, и, уж конечно, такого коня не было ни у кого на Бедвидрине, так что Ривердансер более чем что-либо, привлекал к Лютиену внимание.

Молодой человек слышал шепот на берегу, еще до отправления парома, и разговоры о сыне Гахриза и Алой Тени.

— Тебе даже не было нужды надевать плащ, — сказала Кэтрин, заметив его смущение.

Лютиен лишь пожал плечами. Его слава опередила его. Он был Алой Тенью, живой легендой, и, хотя молодой человек искренне считал, что не заслужил ничего подобного, простой народ демонстрировал уважение к нему, даже благоговейный страх.

Шепот продолжался на протяжении длинного и медленного путешествия через канал. Когда паром проходил мимо бараков, десятки циклопов выстроились на прибрежных скалах, осыпая его проклятиями и угрозами. Он просто не обратил на них внимания, воспринимая ярость пленных врагов как признание его героизма. Юноша чувствовал себя виноватым перед соратниками не менее храбрыми, чем он сам, и все же встречал угрозы и проклятия с широкой улыбкой.

Паром причалил к Бедвидрину под гром аплодисментов, раздававшихся из всех доков и адресованных Лютиену. Предыдущая переправа молодого человека, дерзкий побег от разъяренных циклопов, а затем и от гигантского дорсальского кита стали здесь легендой, и путники услышали немало рассказов — весьма преувеличенных, как это знал Лютиен, — о тех событиях. Вскоре Лютиену и Кэтрин удалось ускользнуть от восторженной толпы, и они помчались вперед по мягкой торфяной земле острова Бедвидрин, своей родины. Однако Лютиен все же ощущал некоторую неловкость.

— Неужели все, что я делаю, обязательно должно заноситься в хроники и становиться общим достоянием? — заметил он спустя небольшое время.

— Надеюсь, не все, — игриво ответила Кэтрин, невинно хлопая ресницами в ответ на вопросительный взгляд Лютиена. Женщина из Хейла весело расхохоталась, удивляясь в душе, насколько легко ей удается вызвать краску смущения на щеках любимого.

Три последующих дня пролетели быстро и спокойно. И Кэтрин, и Лютиен знали дороги Бедвидрина достаточно хорошо, чтобы объехать стороной любое поселение, — они предпочитали оставаться наедине друг с другом и собственными мыслями. Что касается юного Бедвира, то его мысли напоминали скорее бушующий ураган чувств.

— Я был в Кэр Макдональде, — решительно сказал он Кэтрин, когда наконец вдали появились Дун Варна и белые стены поместья, много лет бывшего ему родным домом. — Случалось мне бывать в Эрадохе, я проделал весь путь до Принстауна бок о бок с нашим королем. Но теперь весь тот мир кажется таким далеким, таким чужим миру Дун Варны…

— Кажется, будто мы никогда не покидали этого места, — согласилась Кэтрин. Она повернулась к Лютиену, и они посмотрели друг другу в глаза, испытывая одни и те же чувства. Для молодых людей путешествие через остров напоминало прогулку в прошлое, в потайные уголки, хранимые в памяти. Эта прогулка привела их в более простые и, со многих точек зрения, более счастливые времена.

Эриадор, безусловно, зажил теперь более счастливой жизнью, он освободился от Гринспэрроу, и жителей Бедвидрина, как и всех прочих земель, не угнетали больше жестокие циклопы. Однако на протяжении многих лет Гринспэрроу был пустым звуком, именем, лишенным значения, далеким королем, не влияющим на повседневную жизнь Лютиена Бедвира и Кэтрин О'Хейл. До тех пор, пока в Дун Варне не появились два сановника, виконт Обри и барон Виллмон, принеся с собой правду о жестоком короле и заставив Лютиена понять, какова на самом деле была участь его страны.

Глядя на белые стены поместья, стоявшего на обращенном к морю склоне холма, Лютиен понял, что то был мир, основанный на невежестве. Прошло всего полтора года с тех пор, как он узнал правду об этом мире и отправился в дорогу. Всего полтора года, и вся жизнь юного Лютиена перевернулась с ног на голову. Он вспомнил свое последнее спокойное лето в Дун Варне два года назад, когда он проводил дни, тренируясь в борьбе на арене, или рыбача в одной из многочисленных укромных бухточек, или носясь на Ривердансере по полям, свободный и одинокий. Или воркуя с Кэтрин О'Хейл. Они вместе учились и веселились и впервые познали любовь.

Лютиен осознал, глядя на молодую и прекрасную женщину, что даже это чувство теперь изменилось. Его любовь к Кэтрин стала глубже, поскольку теперь он мог честно признаться самому себе, что действительно любит ее, что она стала его спутницей на всю оставшуюся жизнь.

И все же было нечто гораздо более волнующее в тех минувших днях, в неловких словах, в первом поцелуе, первом прикосновении, первом утре, когда они проснулись, сжимая друг друга в объятиях, хихикая и пытаясь придумать какую-либо историю, чтобы Гахриз, отец Лютиена и официальный опекун Кэтрин, не наказал их или не отправил девушку обратно через весь остров в деревушку Хейл.

Это были хорошие времена.

Но затем появились Обри с Авонезой, разукрашенной шлюхой, которая отдала приказ об убийстве Гарта Рогара, лучшего друга Лютиена. Они оба открыли юноше глаза на подчиненное положение Эриадора, на «благородство», свойственное Авонезе, как и прочим аристократам. Эти претенциозные хлыщи вынудили Лютиена пролить первую кровь — того стражника-циклопа — и выбрать участь беглеца.