Юлия Зонис - Инквизитор и нимфа Страница 11

– Левая нога – раз, правая – два. Тронулись.

И снова Марку показалось, что в голосе чужака слышится едва заметная издевка. Пошатываясь, они побрели в дом. Уже на пороге молодой человек оглянулся. Солнце, встающее из-за реки, блестело на листьях брюквотыквы, и стальной ионнанитский, возвышавшийся за огородом крест отбрасывал веселые зайчики.

Первое космическое путешествие Марка оказалось настолько паскудным, что хоть бы и не вспоминать. Стартовав с Луны-5, они поднялись к Пузырю Уилера – ближайшему к Земле входу в систему гипертуннелей. Если верить снимкам, вход в «червоточину» действительно смахивал на мыльный пузырь, оболочка которого отражала солнечный свет, а внутри плыли розоватые туманы. Насладиться этой картиной Марку не удалось. Непрошеного пассажира запихнули в ста-зисный «гроб» прежде, чем он даже понял, что находится на настоящем корабле. Пока сознание угасало, в голове крутились какие-то скобы, переборки, расчерченный венами стекловолокна пластик обшивки. А в последнюю секунду неожиданно четко нарисовалась паучья сеть гипертуннелей с сидящим в центре пауком – серо-стальной тушей «Цереруса». Вокруг паука краснотой и ядовитой зеленью мерцала туманность Ориона, а четыре звезды Трапеции показались Марку гирляндой паучьих глазок. Паук подмигнул новоиспеченному викторианцу и сказал голосом коммодора Висконти: «Впущу, но не выпущу».

Полет к UC-1762, известной также как Вайолет, прошел ничуть не лучше. Еще не пришедшего в себя после стазиса Марка угрюмый субалтерн-офицер проводил в каютку, где отовсюду таращился все тот же серый цвет. Марком были недовольны. За то краткое время, что корабль провел на контрольном пункте «Цереруса» – дольше двух дней военные транспорты там старались не держать, так что пассажира даже не стали выводить из искусственной комы, – капитан «Консорциума» получил новости. Новости оказались таковы, что «Консорциум», вынырнув из ведущего к системе Ригеля D туннеля, вместо мягкого торможения еще два дня шел на маршевых с двойной перегрузкой. Салливану чудилось, что на грудь ему уселся небольшой, но вертлявый слон. Ступни отекали. В каютке не было даже обзорного экрана, только голые стены, койка и крошечный санузел. Спасибо еще, что сухпаек и бутилированная вода обнаружились тут же, во встроенном шкафчике, и не пришлось таскаться в столовую. Лишь однажды он выбрался из каюты на сколько-нибудь продолжительное время – когда корабельный врач решил накачать его гипоаллергенами пролонгированного действия. Марк попробовал найти экран, чтобы полюбоваться приближающимся белым шариком Ригеля, но экраны были, как нарочно, затемнены. Задница и предплечья распухли после инъекций и немилосердно чесались. Впрочем, страдания отчасти окупились: в медчасти Марк выцыганил для себя полевую мини-лабораторию. Военврач в подполковничьем чине расстался с диагностом неохотно и не отдал бы вообще, кабы не магическая сила золотого кулона.

Чтобы не видеть кислые взгляды военных, Салливан заперся у себя. Вытянувшись на койке – ноги при этом упирались в переборку, – он жевал галеты, хлебал безвкусную воду из бутылки и, развернув комм в голограмму планшета, изучал тот единственный отчет, который отец Франческо отправил в Комиссию по колонизации. Полезной информации в отчете оказалось до обидного мало.

Да, обитатели Вайолет, судя по ДНК-пробам, происходили от потерпевших крушение колонистов. Отец Франческо обшарил с металлоискателем окрестности пещер, где обитало племя, но не обнаружил ни остатков корабля, ни первой стоянки выживших. За триста лет потомки переселенцев благополучно скатились к первобытно-общинному строю. Сильная языковая эрозия. Жапглиш, на котором говорили колонисты, упростился до трех сотен слов и устойчивых фраз. Учитывая, что ко времени прибытия отца Франческо на Вайолет в племени осталось около двухсот человек, больший лексикон им и не требовался. Примитивная общественная организация, с вождем и жрецом во главе. Единственной интересной особенностью Марку показалось то, что с духами общался мужчина, а людьми руководила его жена. Утабе-секен – «говорящий с миром», и утаме-миншуу – «говорящая с людьми». Впрочем, слова «утабе» и «утаме» означали и просто «отец» и «мать», а собственные имена вождей хранились в секрете. Себя аборигены называли «утан» – «говорящие». Тамошнюю религию отец Франческо отнес к разновидности земных пантеистических культов. Туземцы одушевляли природу, недаром «секен» – «мир» – было в их речи понятием, наиболее близким к «богу». Марк усмехнулся. «Слово для бога и мира одно». Может, не такие уж они и примитивные. Для горстки людей, вооруженных лишь пращами и костяными гарпунами, богом и правда был мир: бело-синяя планетка в системе оранжевого карлика Ригель D, что в шестидесяти трех световых днях от вечного пожара Ригеля А.

Планета находилась на самой границе комфортной зоны. Здешний год насчитывал сто восемнадцать дней, а день был на пять часов короче земного. Большой угол наклона оси гарантировал резкую смену сезонов и ураганные ветры. Сколько-нибудь пригодна для жизни оказалась лишь экваториальная область, заросшая хвойными лесами. Туда-то пилот поврежденного ковчега и посадил корабль. Крупных млекопитающих на планете не водилось. Вайолет застряла на границе мелового периода и эоцена, в небе царствовали птицы, а на земле – медленно вымирающие ящеры. Впрочем, пресмыкающиеся здесь додумались до теплокровности. Оно и неудивительно: с севера и с юга на узкую полосу лесов катились ледники.

Марк вглядывался в приложенные к отчету видеозаписи. Белая скальная стена, известняк или песчаник. Темные устья пещер. Отвесный берег отражается в водах широкой и медленной реки. Лес на другом берегу. Ни одного крупного плана. Вот панорамная съемка: пещера, спуск к воде, темная фигурка – то ли девочка, то ли мальчик – легко прыгает по камням. В руках у прыгуна что-то вроде бурдюка. Марк открыл последний файл. В отличие от остальных, обозначенных только порядковыми номерами, этот назывался «Utame».

Те же пещеры на закате. Небольшая площадка перед входом, на ней вертикальный стежок… Марк увеличил разрешение и слегка развернул кадр. Да, женщина с длинными неубранными волосами вглядывается во что-то из-под руки… одежда сшита из мелких шкурок, украшена перьями… ближе. Марк выставил максимальное разрешение и почти окунулся в кадр. На него наплыло резко очерченное, сухое лицо с лихорадочно блестящими темными глазами. Скулы обтянула смуглая воспаленная кожа. Верхняя губа приподнята, обнажает ощерившиеся зубы… Салливана окатило такой волной чужой ненависти, что он вздрогнул и быстро закрыл файл. Кадр схлопнулся, но ненавидящее лицо утаме еще долго стояло под веками, не желая уходить. Марк нахмурился. Ему редко удавалось считывать эмоции с записи. Кого же она так страстно, так люто ненавидела, эта дикарка? Неужели отца Франческо? Если так, то задание усложняется. Марк прикидывал и так и эдак, даже снова прокручивал запись, но ничего больше уловить не смог.