Александр Рудазов - Тайна похищенной башни Страница 11

— Конечно, осталось!

— А покажи сначала.

Колобков криво усмехнулся, косясь на Стефанию. После побега от юберийских шотелидов та впала в жуткую депрессию и уничтожила все, что оставалось в судовом баре. А до этого Колобков и сам неоднократно устраивал пирушки — бухал то с папуасским царьком, то с юберийскими чиновниками…

Так что сейчас в баре хоть шаром покати. Ни капли алкоголя. И на всем остальном судне тоже.

Если у кого и припасена заначка на крайний случай, так разве что у самого Угрюмченко.

— Не, Иваныч, — тоже все это сообразил механик. — Звиняй. Тебе чайки мешают — вот сам за ними и гоняйся. А я пас.

— Эгоист ты, Петрович.

— Прагматик.

— Эгоист, эгоист… Ну да хрен с тобой, мы сейчас флотскую смекалку применим…

Колобков на пару секунд задумался, поскреб подбородок, а потом резко прищелкнул пальцами и спросил:

— Петрович, а у тебя часом карбида в загашнике не завалялось?

— Есть мал-мала, — осторожно ответил беркут. — А что?

— Дело. Вадик, дуй с Петровичем в его закрома, тащи мне сюда карбид. Гешка, дуй к мамке на камбуз, тащи мне сюда хлеба. Да побольше.

Пакет с карбидом кальция был доставлен уже через минуту. При должном старании в запасах хозяйственного Угрюмченко можно отыскать самые неожиданные вещи.

Хлеб тоже принесли. Два липких тяжелых каравая.

— Это тот овсяной, который у папусов купили, — лениво сообщил Гешка. — Другого нету.

— Ничего, мне его не есть. Так, братва лихая, объясняю задачу. Аккуратно берем комочек карбида, облепливаем хлебом и… швыряем как можно выше. Задача ясна? Приступаем.

Вадик с Гешкой сначала хотели по привычке заныть и запротестовать, но потом одновременно сообразили, что занятие обещает быть прикольным. Хотя смысл и непонятен.

Колобков первым увлеченно начал лепить пирожки с карбидом. Сыновья дружно принялись помогать отцу. Присоединился и Чертанов — правда, с донельзя брезгливой миной.

Стефания участвовать отказалась. Она только презрительно фыркнула и уселась на фальшборт лицом к морю. Хвост со стреловидным окончанием бешено заколотил по палубе, выдавая раздражение хозяйки. Раздражение всем сразу — и глупостью ничтожных смертных, и невозможностью вернуться домой, и необходимостью приглядывать за полоумными волшебниками.

— Фанька, не отлынивай, — укоризненно произнес Колобков.

Он любовно слепил из теста аккуратный шарик, протолкнул внутрь комочек карбида и с силой подбросил «пирожок» над головой.

Ближайшая чайка тут же метнулась к угощению, ловя его на лету. Клюв сомкнулся, хлебный мякиш прошел по птичьему горлу и угодил в желудок.

— Первая есть… — удовлетворенно потер руки Колобков.

В течение следующих минут добрых три дюжины чаек тоже проглотили хлеб с химической начинкой. Улыбка на широком лице Колобкова становилась все шире и шире…

Хлопок! Далеко позади в воду что-то упало. Вадик и Гешка принялись рвать друг у друга бинокль, изумленно таращась на дохлую чайку. Несчастная птица выглядит так, словно ее разорвало изнутри.

— Это она чего?.. — указал пальцем Гешка.

— Карбид кальция при контакте с водой означает бурную химическую реакцию, — покровительственно объяснила Света.

— А по-русски?

— Взрывается. Не очень сильно, но для чайки достаточно.

— Что, правда? — с новым уважением посмотрел на грязновато-белую массу Вадик.

— В натуре, что ли? — отколупнул кусочек Гешка, поднося его к самому лицу.

— В рот не тянуть! — отобрал у сыновей карбид Колобков. — Несварение хотите? Тут одним несварением не обойдетесь!

— Бать, а ты откуда про это знаешь? — поинтересовался Вадик.

— Ну вы, щеглы, совсем уж папку не уважаете! — обиделся Колобков. — Я, чай, двадцать лет на стройке вкалывал! Неужели в карбиде разбираться не могу? Да мы еще в ликбезе его водой обливали, а потом глядели, как здорово пшикает!

Что отец у них разбирается в карбиде, близнецы уже увидели. Наглотавшиеся дармового угощения чайки одна за другой взрываются, распугивая своих же товарок. Через несколько минут небо над яхтой полностью очистилось. Только приглушенные крики извещают, насколько оскорблены птицы таким подлым обманом.

Чаек разогнали, и Колобкову опять стало скучно. Он сонно зевнул и начал прикидывать, не залечь ли дрыхнуть на часок. Все равно больше заняться нечем.

— Зиночка-а-а-а!.. — жалобно проныл Колобков, показываясь на пороге камбуза. — Зинулик, мне скучно! Твой пупсик хандрит!

— Ну так иди займись чем-нибудь! — огрызнулась захлопотавшаяся супруга. — А мне не мешай!

— Зинулик, а обед скоро? — сунул нос в кастрюлю голодный муж.

— Скоро. Иди, иди пока отсюда.

— Зинулик, а что ты нам готовишь?

— Сама пока не знаю. Что получится, то и будете жрать.

— Ой, да ты холодна ко мне сегодня! — окончательно разобиделся Колобков. — Нет, ну я так совсем не играю!

— Вот и вали.

Колобков закрыл дверь и надул щеки. Верно говорят, что люди во время готовки озлобляются. Иногда даже звереют.

Вернувшись на палубу, он обнаружил, что народ почему-то собрался у левого борта. И взгляды у всех какие-то странные.

— Чего там?.. — заглянул Колобков. — Ого! Ух ты…

Оказалось, что за бортом тоже полно народу. Целая вереница гигантских плотов, связанных канатами, и на каждом люди. Да не привычные чернокожие, как мбумбу или юберийцы, а всего лишь немного смуглые, с кучерявыми волосами.

На «Чайку» и ее пассажиров эти странные мореплаватели смотрят без малейшего интереса. Точно так же, как смотрели бы на волны или птиц в небе.

Все спокойно занимаются своими делами. Мужчины дежурят на краях плотов с острогами, чинят сплетенные из травы шалаши. Женщины стирают, чистят рыбу, кормят детей. Ребятня с веселыми визгами носится по плотам, плавает в воде. Совершенно нормальный повседневный быт.

Посреди открытого моря.

— Глянь, Фанька, у народа кораблекрушение приключилось, — немного оторопело произнес Колобков. — Помочь, может?

— Не надо, — вяло ответила Стефания. — Это племя трамбуледи. Они всю жизнь проводят на блуждающих по океану плотах. Питаются в основном сырой рыбой.

— А на сушу что… ни-ни?..

— Никогда. По их поверьям, человек, ступивший на твердую землю, теряет человеческий разум и превращается в злого духа. Поэтому они никогда не высаживаются на берег сами, а с чужаками общаются только в случае предельной необходимости. Они считают, что все жители суши — злые духи.

— Фигасе! — поразился Колобков. — Эти бомжи, что, все поголовно бошками ударились?

— Спроси их, — пожала плечами чертовка.