Сергей Волков - Владыки Земли Страница 11

— Значит, оставить ты ее решил, Зугур… — негромко то ли спросил, то ли подтвердил для себя волхв, и достав из-за катанки нож, принялся резать лосину на длинные ломти — коптить впрок.

Вокуя проснулась к полуночи. Путники уже наладили коптильный костерок в сторонке, шкура сохатого на жердинах морозилась возле ближайшей сосны, а в котелке варились язык, печень и сердце, самое охотничье лакомство.

Чудя села, потянулась к еде, Луня подсунул ей зажаренную на колу, пока суть да дело, куропатку. Девочка обглодала птицу, словно кошка — быстро и оставив лишь крупные кости. Насытившись, она вытерла жирные пальцы о волосы, уселась поудобнее и вдруг запела, глядя в костер, что-то на своем, протяжном и непонятном, языке.

— Чего поет-то она? — поинтересовался Зугур у волхва. Тот начал переводить:

— «…Черный старик убил всех родных. Пусть налимы съедят его глаза!Только Вокуя, серая белка, осталась жива. Слава желтому меду!Вокуя ходила по лесу, искала смерть. Но боги захотели другого!Три непростых человека спасли Вокую. Слава Великой Матери, что послала их!Вокуя ест много вкусной еды. Пусть так будет всегда, все время!Вокуя — последняя из своего рода. Слава огню в очаге ее нового дома!Вокуя будет жить в этом лесу. Пусть он всегда будет светлым!Вокуя теперь — ТУТАРЛ-ЯГ. Слава новой жизни!..»

Чудя умолкла, с торжеством обвела путников своими маленькими, серыми глазками, и снова взялась за еду. Зугур воззрился на Шыка:

— Ну и про что эта песня? И что такое — … «Тутряг», кажется?

Волхв покачал головой:

— Точно не знаю. «Яг» — это лес, а «Тутарл» — вроде девочка. Я только одно понял — она собирается остаться жить здесь, построить новый дом, но вразуми меня Влес, как она это сделает?

— А может, она думает, что мы ей поможем? Это ж семидицу с лихом топорами махать. Спроси ее, дяденька! — сказал Луня. Шык пожал плечами и обратился к уплетавшей вторую куропатку за обе щеки чуде:

— Вокуя, как ты построишь дом?

Не переставая есть, та ответила:

— У Вокуи есть САККАТТ ее рода. Вокуя не хотела жить, но боги послали вас в помощь Вокуи. Теперь Вокуя станет Тутарл-яг, и будет жить у Соленой воды. Вокуя будет ждать своего…

Волхв замешкался с переводом, переспросил, потом кивнул:

— Понятно. Суженного своего она будет ждать. А что такое Саккатт?

Вместо ответа девочка сунула руку за пазуху и вытащила небольшой мешочек из шкур. Отложив в сторонку недоеденную куропачью ножку, она развязала тесемку и начала доставать из мешочка и раскладывать на бревнышке какие-то предметы, попутно объясняя:

— Это дом-Саккатт, это — лодка-Саккатт, это — грибы-Саккатт, это лук-Саккатт…

Луня с удивлением разглядывал сокровища маленькой чуди. Дом берестяная маленькая коробочка. Лодка — кусочек сосновой коры с воткнутой в нее палочкой, грибы — ну, сушеные грибы и есть, лук — просто травинки какие-то.

Шык, внимательно следивший за Вокуей, кивнул девочке, понял, мол, потом обернулся к своим спутникам:

— Это чудские родовые амулеты, что ли. Что они, и зачем — не знаю, но чары в них есть, я чую. Древние чары, лесные, земляные, болотные…

Луня тоже чувствовал исходящее от немудренных поделок чуди чародейское дыхание — словно живые угольки из костра разложила Вокуя на бревне. Один Зугур презрительно скривился:

— Игрушки девичьи! Может, она умом повредилась?

Шык задумчиво покачал головой:

— Нет, Зугур, тут хитрее. Вишь, она помирать собиралсь, а как спасли мы ее, воспряла. А эти игрушки, как ты их называешь — не простые они, ох как непростые!

Вокуя, меж тем, тщательно доглодав куропачью ножку, бросила косточку в костер, снова вытерла пальцы о волосы и обратилась к Луне, указывая рукой на разложенные предметы и улыбаясь.

— Луня, она отблагодарить тебя хочет за спасение. — перевел Шык: Предлагает тебе выбрать что-нибудь, только дом просит не брать, без него ей трудно придется. Давай, не обижай девку!

Луня встал, поклонился чуде и взял с бревна сосновую щепочку лодку-Саккатт. Вокуя расцвела, быстренько убрала остальные чародейные вещи в мешочек, и залопотала что-то, быстро-быстро, постреливая замаслившимися после сытной еды глазками. Шык усмехнулся:

— Видать, правда, что у чудей всем бабы заправляют! Она говорит, что благодарна нам, что больше мы ей не нужны, она и сама справится, но мы сильные и умелые, и поэтому добудем себе еще мяса, а это она просит оставить ей! Во как! Чуть оклемалась, — а уже хозяйствует!

Зугур с Луней посмеялись, но потом согласно кивнули — все равно такую прорву лосятины с собой не уволочь.

Зарядив коптильный костерок на всю ночь, путники стали ложиться завтра с ранья надо было выходить и бежать на лызунках весь день что есть мочи, нагонять упущенное время.

Ночь прошла спокойно, а утром, едва продрав в зимней тьме глаза, путники пораженно уставились на невесть откуда взявшийся посреди поляны чудский дом на пне. Все чин чинарем — и стены, и крыша, и даже очаг, судя по сизому дымку, выбивавшемуся из-под стрех, в этом доме имелся.

— Вот тебе и Саккатт! Вот тебе и чудя-замарашка! — подытожил Шык всеобщее изумление. А Луня сунул руку за пазуху и потрогал подаренную Вокуей щепочку — ценная вещь, беречь надо!

Вокуя проводила походников до той самой сосны, стоя возле которой, Луня услыхал ее плач две ночи назад. На прощание девочка поклонилась всем троекратно, прощебетала что-то на своем странном языке, и проворно повернувшись, убежала к своему новому жилищу.

— Она сказала: чтобы Саккатт стал… м-м-м, взрослым, что ли, надо подуть на него и сказать: «Этьик-кыык, эча — унна!». - перевел Шык.

— А что значат эти слова? — поинтересовался дотошный Луня.

— Что-то вроде: «Раз-два, было мало — станет много!». - ответил Шык, проверил крепления лызин и первым двинулся по снежной целине.

— Да, мужики, с вами не соскучишься! — усмехнулся Зугур: — Как в сказке живем!

— Поменьше бы их, этих сказок, и жить было бы поспокойнее! — донесся из ложбины голос волхва: — Давайте, догоняйте, телепни!

Прошло несколько дней, как путники покинули полянку посреди соснового леса, оставив Вокую в ее новом, чародейством созданном за одну ночь доме. Путь их лежал теперь строго на полуночь, и Ледяной хребет мало по малу начал приближаться. Это чувствовалось и по возникающим то и дело цепям лесистых холмов, и по студеному дыханию ледников, да и сам лес изменился исчезли сосны, их место заняли угрюмые, навевающие тоску голые лиственницы. Буреломы, то там, то сям торчашие из снега черные скалы, глубокие овраги-распадки с промороженными речушками, одно слово — Полуночный край, царство ветров и морозов, владения Коледа.