Генри Олди - Пасынки восьмой заповеди. Маг в законе Страница 11

Марта…

С этой мыслью Джош и заснул.

Они встретились через неделю, в опере.

Это произошло внешне случайно, но ни Джозеф, ни Марта не верили в случайности; впрочем, не верили они и в Провидение.

Они просто встретились.

— Как ваше пари, пан Джозеф?

— Благодарю, пани Марта, все получилось как нельзя лучше. У нас с Арчибальдом вышла ничья, и теперь он во мне души не чает.

Говоря на родном подгальском наречии, Джош и Марта могли не опасаться посторонних ушей.

— И что же вы теперь, работаете вместе?

— О, нет! — рассмеялся Джозеф, представив себя в роли напарника Грыжи. — Все-таки у меня иной подход к… к работе. Вот, — и он одним неуловимым жестом, словно фокусник, извлек откуда-то (Марте показалось, что прямо из воздуха) расшитый золотом кошелек, продемонстрировал его Марте и небрежно бросил на пол.

— Простите, сударь, это не вы обронили?

Пожилой седоволосый бюргер рассыпался в благодарностях, а Марта едва удержалась от смеха.

— Да вы просто виртуоз, пан Джозеф!

— Благодарю за комплимент, пани Марта, но не стоит об этом…

— Ну почему же, пан Джозеф?! Это так интересно! Расскажите мне…

И Джозеф, чувствуя, что поступает глупо и неосмотрительно, что этого делать нельзя, но не в силах отказать, рассказывал Марте случаи из своей богатой приключениями жизни, воровские байки, кое-что придумывая на ходу; Марта знала, что далеко не все из рассказанного Джошем — правда, но все равно слушала его с широко распахнутыми глазами… ей вспоминался старый Самуил-баца, его наставления, свое собственное детство, первые попытки забраться в чужую душу, оскаленные морды «задушевных» Стражей, охранявших тайники памяти; ей вспоминался панический страх, бегство без оглядки — и отчаянная радость от неожиданной удачи, когда ни один Страж даже не проснулся, а Марта бесшумной тенью скользила по темным коридорам, спеша к выходу, унося то, что ей приглянулось… позже с восторгом она ощутила в себе чужие воспоминания, украденные ею — свою первую добычу…

Как это было похоже на рассказы Джозефа — похоже, и в то же время совсем по-другому!

С тех пор они виделись часто, хотя поначалу и не каждый день. Ходили в оперу, гуляли в венских парках, любовались фонтанами, кормили с рук белоснежных и угольно-черных лебедей, катались на лошадях — баронесса привила своей компаньонке вкус к верховой езде, а Джозефа его бродячая жизнь уже давно вынудила стать неплохим наездником — и как-то раз, словно бы невзначай, оказались в комнатах, которые снимал Джош.

Все получилось легко, само собой, и когда Марта наконец пришла в себя рядом с уснувшим и улыбавшимся во сне Джошем — она ни о чем не жалела.

Более того, через неделю-другую она стала гораздо лучше понимать Лауру Айсендорф. Только одно было неясно для Марты — зачем нужно все время искать новых мужчин?!

Может быть, Лаура просто еще не нашла своего?

Но чужая душа — потемки, и Марте это было известно, как никому другому. Она и в себе-то не могла толком разобраться! Сколько блестящих кавалеров из хороших семей вьется вокруг — а она предпочла Джозефа Воложа.

Карманника.

Они были молоды, беспечны — и счастливы. Живя сегодняшним днем, намечая будущее не дальше завтрашней встречи, они кружились, подобно мотылькам, не задумываясь о том, что жизнь мотылька быстротечна, и лето должно когда-нибудь кончиться.

Баронессу сперва озаботило непривычное поведение расцветающей прямо на глазах Марты, но та походя справлялась со своими обычными «обязанностями», и Лаура Айсендорф быстро успокоилась — наконец-то у ее компаньонки появился любовник, а это, по понятиям баронессы, было более чем нормально.

Странно только, что всего один…

Многое могло случиться с этой странной парой: кто-нибудь вполне способен был прознать, с кем встречается Марта, и коллекция сплетен венского света обогатилась бы еще одним пикантным экспонатом; Джош мог попасться на очередной краже и угодить в тюрьму, а то и на виселицу; но судьба почти год примеривалась к влюбленным, прежде чем усмехнуться и ударить наотмашь.

Эпидемия бубонной чумы, чуть было не опустошившая Италию и южные области Франции, Вену зацепила лишь краем черного крыла, сочащегося гноем и страхом — заболело не более двух сотен человек, причем благодаря самоотверженности сестер-монашек венских госпиталей и вовремя принятым мерам магистрата дальше зараза не пошла.

Но одной из этих немногих оказалась Марта.

Два дня Джош, как безумный, кружил вокруг госпиталя св. Магдалины — любовь Лауры Айсендорф к своей компаньонке не доходила до таких крайностей, как уход за смертельно опасной больной в баронском поместье. Стражники-добровольцы никого не пускали в ворота госпиталя, и уж тем более они никого не выпускали наружу (монашки и лекари жили в боковых флигелях, дав обет не покидать госпиталя, пока в нем еще можно спасти хотя бы одного человека).

Наконец, под вечер второго дня, измученный лекарь выкрикнул Молчальнику через решетку приговор судьбы: надежды нет никакой, и жить больной осталось дня три, от силы четыре.

Потом лекарь упал и заснул прямо тут же, у самой ограды, а Джозеф остался стоять посреди улицы, окаменев от свалившегося на него горя.

Он не очнулся даже тогда, когда кучер чуть не наехавшей на него кареты громко обругал «проклятого пьяницу» на чем свет стоит — Джош-Молчальник просто сделал шаг в сторону и снова застыл.

Так он стоял долго. Редкие прохожие, в сумерках спешившие домой, невольно оглядывались на этот живой памятник скорби и отчаянью. Потом Джоша увел от госпиталя какой-то доброжелательный мясник, который все предлагал Джозефу облегчить душу, пока не понял тщету своих попыток и не отстал, отправившись пить пиво — короче, отчасти Молчальник пришел в себя лишь в знакомом трактире, где целую жизнь тому назад они с Грыжей заключали свое странное пари, а потом долго обмывали «ничью».

Джош поднял голову и огляделся: через два столика от него сидел… Грыжа с двумя приятелями и еще каким-то господином.

На мгновение Джошу показалось, что все это уже было, что он спит или, наоборот, что он проснулся, и Марта жива-здорова, им лишь предстоит еще встретиться в опере, но на этот раз все будет хорошо, и…

И тут он с усилием вспомнил, что Арчибальд Шварц по кличке Грыжа две недели назад попался на очередном «деле», забравшись в дом очень влиятельного чиновника, и на днях его должны были повесить на городской площади.

В назидание прочим.

Но вместо того чтобы болтаться в хорошо намыленной петле или по крайней мере в ожидании этой самой петли гнить в тюрьме и улаживать свои сложные отношения с Господом — вместо этого Грыжа почему-то сидел в трактире, пил вино и улыбался одними губами, а в темно-серых глазах Арчибальда Шварца по прозвищу Грыжа… нет, не должна читаться в глазах человека, внезапно оказавшегося на свободе, такая смертная тоска и полная безнадежность!