Екатерина Горбунова - Попутный ветер Страница 11

— Да? А может он просто побаивался момента, что вы начнете петь, — сквозь улыбку поддержал разговор юноша.

Летта не обиделась. Даже негромко хихикнула, оценив подшучивание.

— Я и пела. Обычные песни. Сестрицы были в восторге. Им не досталось ни голоса, ни слуха, а подпевая мне, они производили впечатление не бесталанных особ. Мы довольно ладно распевали про цветочки в саду, про ленивого пастушка и овечек на лугу. Средний репертуар имперской барышень.

Олаф хмыкнул. Его спутница обладала изрядной долей самоиронии.

— Тот, снизу, считает себя отличным поэтом и летописцем. Но его песни вряд ли у вас на слуху. Они довольно, — юноша задумался, чтобы поточнее подобрать слово, — специфичные. В них минимум двадцать строф и потуги на историческую достоверность.

— Видимо, вы однажды поймали его на лжи? — она была на редкость проницательной.

— И даже не однажды.

— Например?

— Он утверждал, что драконы вымерли.

— А они?

— Живут, как и жили, только на другой стороне Империи. Им не понравился бы наш климат, — отозвался Олаф.

— И как они выглядят? — девушка даже присела на кровати, заинтересовавшись разговором.

— Так же, как мы. Только летают временами.

— А как же страшный облик, мощные крылья и змеиная голова? — в ее голосе послышалось некоторое недоумение.

Юноша рассмеялся.

— Я видел их танец во время грозы. В этот момент у них действительно были крылья. Драконы рвали ими небеса и исторгали огонь из пасти. Но в обычное время, вы даже не выделите драконов в людской толпе. Особенно, если они сами этого не захотят. А все остальное, лишь детские сказки.

— И много сказок пришлось вам опровергнуть?

— Ни одной, — Олаф покачал головой, словно собеседница могла увидеть его в темноте. — Сказки нужны, для того, чтобы в них верили. А жизнь, — он вздохнул, — это просто жизнь.

Струнный перебор тэссеры дополнился неразборчивым пением. Песня набирала силу, невольно привлекая к себе внимание. А потом вдруг прервалась. Вкупе с веявшим в воздухе душком это насторожило молодого человека еще больше. Он замолчал, быстро обулся, встал и подошел к двери. Летта не могла не заметить его тревоги.

— Может парень в плаще мага захотел спать? — предположила девушка с надеждой.

Не хотелось ее разочаровывать, но в напрасном обнадеживании толку тоже было мало.

— У него довольно узкая специальность, он не смог бы заткнуть музыканта так быстро и просто, — ответил Олаф мрачно, — этот громила перевозит в Темьгород тех, кто, в отличие от вас, далеко не жаждет туда попасть. Его амуниция — не более чем дань традициям. Умеет пользоваться парочкой разовых заклинаний — и точка. Да, и то их составляют ему более сведущие люди.

Девушка пахла растерянностью. Конечно, у нее были книжные представления о мире. Там маги обладали сказочным могуществом и не занимались неблагородным занятием, вроде указанного. В Темьгороде жили сплошь увечные и непринятые остальной Империей жители, нашедшие единственно дозволенный им уголок. Как же они могли отказываться и даже сопротивляться этому дому?

Наверное, до этого момента ей не приходило в голову, среди кого она будет жить, если будет верна своему решению до конца. Олафу даже стало жаль эту убегающую невесту. Но последовавшие слова Летты опровергли его предположения:

— Когда у одной из дядиных служанок родился двухголовый младенец, потребовалось три стража, чтобы забрать его у матери. Они разбили в кровь её лицо и сломали ей руки. А она все равно плелась по следам их повозки, пока не упала на дороге замертво. Я знаю, проводник Олаф, людей какого склада нанимают в подобные службы.

Пришло время теряться ему. Юношу кинуло в жар. Его спутница была в чем-то слишком наивной, а в чем-то довольно приземленной. Она уже не в первый раз доказывала это. Просто делала или говорила то, что от нее совсем не ожидаешь.

Заструившийся в щели с новой силой гнилой запах отчаяния привел в себя и заставил действовать. Юноша повернул ключ. Прислушался, не привлек ли кого скрежет в замке. Но в привале, по-прежнему была неправдоподобная тишина. Словно все гости, кроме них, и привальщик Смут вдруг исчезли.

— Я выйду, — сказал Олаф, — вы закроете за мной дверь, и не будете открывать никому, кроме меня. Даже если вдруг услышите музыку, крики или другие звуки. Тут что-то нечисто. Мне надо понять, что именно.

— Хорошо, — послушно отозвалась Летта.

— В крайнем случае, если почувствуете, что угрожает опасность, пойте, — криво усмехнулся он.

Юноше было неприятно выказывать свой страх при девушке. Но даже неожиданная встреча с недоедом так не ужасала душу. Здесь не неразумный зверь пытался доказать свое превосходство, а обычные имперцы, на первый взгляд совершенно безобидные. И творилось это в привале не первый сезон, потому что запах отчаяния буквально въелся в стены. А не почувствовал ничего Олаф в первое свое пребывание здесь просто из-за сильного насморка.

Молодой человек вышел из комнаты, постоял, пока не услышал щелчок ключом, а потом, стараясь оставаться максимально бесшумным, спустился по лестнице. Внизу горел яркий свет. Ремесленника, хозяина и наемника не было видно. Только давний знакомец спал лицом на столе, крепко обнимая свою тэссеру. Олаф скользнул к нему. Бесцеремонно растолкал и тут же зажал ему рот ладонью.

— Тихо! — приказал едва слышно. — Где все?

— Не знаю, не помню ничего, — едва продрав слипающиеся глаза и со всей силы помотав головой, ответил музыкант, потом кивнул на опрокинутую пустую кружку перед собой, — подсыпали что-то?

— Возможно, — ответил, понюхав, Олаф. — Мне нужна твоя помощь, Курт. Струны целы?

— Три из четырех, — оглядев инструмент, ответил парень.

Олаф усмехнулся:

— Не похоже на тебя.

— Не успел просто, — ответил на шутку музыкант.

— Ты давно здесь?

— Пятый день прохлаждаюсь.

— Ничего не заметил?

Курт только почесал в затылке вместо ответа и пожал плечами.

— А народу много было?

— Да, до сегодняшнего дня только я и хозяин. Сегодня, вон, эти все прибыли, да, вы. Куда, кстати, все делись?

— Сейчас и узнаем. Только играй. Громко играй. Чтобы во всей округе было слышно! — ответил Олаф, а сам нырнул под стол.

Курт забренчал первое, что пришло в голову. Это был разухабистая и немного пошловатая ярмарочная песенка. Исполняемая на трех струнах и нетвердыми пальцами она потеряла всякую мелодику. Но самое главное, была действительно громкой.

Как и следовало ожидать, звуки расстроенной тэссеры выманили ошеломленных наемника и привальщика. Они вышли откуда-то прямо из-за стены. За их спиной остался темный проход. Оба не могли понять, как это снотворное так быстро перестало действовать, и эта растерянность была весьма на руку Олафу. Надеясь, что Курт сможет заболтать их, юноша пополз к ставшей видимой потайной двери. Отчаяние исходило именно оттуда.