Александр Курников - Дождливая осень Страница 11

— Вот это да!

— С тех пор женщины Ба поселились на Ларгусе, а так как их было очень много, ну во всяком случае на каждого кушгина приходилась почти сотня красоток, то отшельники разрешили им брать мужчин со стороны. Но с одним условием, мужчина не должен быть младше четырнадцати и старше двадцати, и отбирать их будут сами отшельники. Наверно в этом они увидели шанс дать своим знаниям новую жизнь. Остров довольно быстро заполнился людьми, но не все мальчики, родившиеся на острове, становились воинами, и по этому, достигнув совершеннолетия, вынуждены были покидать его.

— Почему?

— Просто есть непременное условие, на острове могут жить лишь те, кто либо учит, либо обучается. Не всякий мужчина способен стать отличным бойцом, а уж развивать искусство, достигать в нём новых высот, способны вообще единицы.

— Мне кажется, что это не совсем справедливо.

— Речь тогда, да и сейчас, не идёт о справедливости, речь идёт о сохранении древнего воинского искусства. К тому же ребят высылали с острова не с пустыми карманами, ковры с Ларгуса до сих пор пользуются бешеным спросом.

— Не знаю, всё равно это выглядит как отбор племенных жеребцов.

— В какой-то мере ты прав. Правда, критерии отбора несколько иные. — Борхус усмехнулся. — Ты не поверишь, сколько знатных, богатых, а за частую и правящих домов, присылали своих отпрысков, как они считали на обучение. И сколько из них уехали ни с чем. Ну как же, каждый богатей или благородный владетель считает своего отпрыска элитой человечества! И как такого могут не взять в балары!? Одного не понимают, став балароми, их дети уже никогда не будут богачами или владетелями.

— Но ведь воинскому искусству тоже обучаются.

— Да, первые двенадцать лет, потом воин либо продолжает совершенствоваться, либо уезжает с острова. Сказать проще, он либо становится мастером, либо на всю жизнь остаётся подмастерьем.

— Хм. А что если боец, ушедший с Ларгуса, начнёт набирать себе учеников?

— Бывает и такое, но разве ремесленник сможет воспитать мастера? Правда, они иногда направляют своих учеников на остров.

— А если мастер откроет школу на материке?

— Это не возможно.

— Ну а вдруг?

— Исключено. Одевайся, мазь уже подсохла. Ханэдав поднялся, повёл плечами и даже согнулся, проверяя рёбра.

— Этого не может быть. — Ушибы и синяки ещё побаливали, и некоторые весьма ощутимо, но в целом всё было просто замечательно! — А — а, в мази что-нибудь магическое есть да?

— Нет. Просто в ней есть компоненты, которые направили часть энергии твоего тела на устранение причины боли, а не на её блокаду и произошло это в ускоренном варианте, хотя всё можно проделать и самому, без всякой мази.

— Да? А ведь энергия, это и есть магия.

— Глубокомысленно. — Усмехнулся Борхус. — Хотя, скорее на оборот, я бы сказал, что магия — это наука об использовании энергии. И если уж на то пошло, то энергия, или, по-твоему, магия, была в твоём теле, а не в мази.

— Так я что, маг?

— Все мы маги, в той или иной степени, просто одним нужен катализатор, например угроза жизни, вторым точка сборки в виде какого-нибудь кристалла, или пера из задницы петуха, а третьим достаточно просто подумать.

— Здорово, а что такое катализатор?

— Мазь, например.

— А. — Рут оделся, взял перевязь с мечём. — Один вопрос Борхус, а ты мастер или подмастерье? — Балар пожал плечами.

— Вышло так, что ни то, ни другое. Я потерял ногу на двенадцатом году обучения и потому не проходил испытаний.

— Но тебе наставники должны были что-то сказать? Ну…, талантлив ты, или нет. Были ли у тебя шансы стать мастером…

— С какой стати?

— Как это? Они же наставники, они должны оценивать тебя.

— Я же говорил, что у кушингов всё не как у людей.

— Это точно. Ну ладно Борхус, спасибо, мне пора.

— Не за что. — И когда Ханэдав почти вышел за дверь, балар спросил. — Рут, а не найдётся ли для меня местечка в вашем отряде? — Ханэдав даже застыл от такого вопроса, БАЛАР В ОТРЯДЕ!!! Хоть и одноногий, но…

— Это было бы потрясающе Борхус, но как же ты с одной… ногой?

— Ну, если придётся побегать, я любого из вас сделаю.

— Я за, но мне надо со своими посоветоваться.

— Конечно.

Рут вышел на улицу, поплотнее прикрыв за собой дверку висящую на кожаных петлях. Посмотрел на небо, там, в темноте, висела полная и чем-то довольная луна и, вдруг ему на секунду показалось, что всё стало прежним, таким как в детстве, тихим и светлым, но, увы, лишь на секунду.

В корчме было тихо, Хум и Сандр давно уже кемарили в своих комнатах, те раненые, что могли передвигаться, после пары кружек гирроса вернулись в амбар, остались лишь Мондвид да Буй-Бык засидевшиеся у камина. Мондвид что-то сонно лепетал, но Хомпа его не слушал, он заворожено смотрел на пляшущие в камине языки пламени. Рут встряхнул хебело и, повесив его, присел рядом.

— Что с наконечниками решили?

— А что с ними решать? — Отстранённо отозвался Бык. — Толкнуть их надо, вот и всё решение, только кому их здесь толкнёшь?

— А в Баттербите?

— Там можно, но до него ещё добраться надо.

— Доберёмся. — Пляска и потрескивание костра стали завораживать и Рута. — Оружейники возьмут?

— С руками, но что толку их перекупщикам толкать? Надо найти реального покупателя.

— Например?

— Ну, какого-нибудь богатея или владетеля, кто готов за них по полтысячи эргов выложить.

— За каждый? — Скосил Рут на него глаза.

— Ага.

— Неужели они столько стоят?

— Хо! Они стоят на много больше. Это же редкая вещь, во-первых, а во вторых, парой таких штучек можно приличную брешь в толстенной стене проделать.

— А у нас их двадцать четыре штуки и это выходит двенадцать тысяч эргов.

— Двадцать три. — Поправил Буй-Бык.

— Но было двадцать четыре.

— А, — махнул Хомпа рукой — всё равно тервилю придётся пару тысяч отдать, как налог.

— Куда же ещё один подевался?

— Потерялся, должно быть. — Зевнул Бык.

— Не. — Очнулся вдруг Мондвид. — Его Гарс забрал.

— Как забрал!? — Вся дремота тут же улетучилась.

— Так. — Наёмник икнул и, провалившись в сон, снова что-то забормотал.

— Вот же сволочь!

— Остынь дезар, ну свистнул он один наконечник, и что? Нам они вообще на халяву достались. — Рут буркнул в ответ что-то про мать Гарса, расточительность Быка и отправился спать.

На третий день, после отъезда из Ван-Худа, наконец-то кончился дождь. Обоз потихоньку подбирался к сосновому бору по напрочь убитой дороге, где собирался провести днёвку, дать отдых лошадям и починить телеги. Нудный дождик настолько всем измотал нервы, что люди рады были неожиданно жаркому солнышку, хотя из-за него так прело, что дышать было нечем. Один лишь Мондвид выглядел недовольным.