Александр Тюрин - Цикл "НФ-хокку" Страница 11

Вонючим туманом клубилось утро. Из казалось разможженого затылка струилась боль. Берг встал и побрел через болото к Поселению.

Неподалеку от стены он увидел первые трупы, их скрюченные пальцы грозили и делали фиги равнодушной сини неба.

Берг перебрался через груду прокопченных как будто залитых гудроном камней, из которых словно волосы торчали обрывки колючки и проводов – это все, что осталось от Стены – и вошел в Поселение.

От большинства коттеджей сохранились для будущего только стены, иногда трубы.

Его поразил вид трупов. Если взрослые мужские – то они были аккуратно разложены вдоль улицы, как если бы их фотографировали и пересчитывали. Многие без голов. Если прочие, то свалены в беспорядке в канавы и даже слегка присыпаны землей. Среди них и та рыжая девушка, что могла бы быть с ним...

Враги порадовались своей победе, как только умеют радоваться развращенные дикари.

Берг посмотрел вниз и увидел свои голые ноги, штаны остались на блокпосту, где он предал Поселение. Он посмотрел вверх, в синь, которая ни на йоту не потемнела и не потрескалась, хотя и отражало все, что было внизу.

Реализм как жанр невозможен, подумал Берг, и завыл так, как можно выть только от бессильной злобы.

Но вой понес его выше и выше, он увидел как его голые грязные ноги болтаются над землей, а потом что-то напряглось и разорвало его куртку. Тени от его громадных крыльев легли на землю, по которой уходили прочь от уничтоженного Поселения упоенные кровью хищники.

Не слова, а злобный клекот вырвался из его горла.

Духи успели заметить, что багровая трещина прочертила небосвод над ними. Но они погибли прежде, чем осознали угрозу. Ведь, не смотря на свое название, они были всего лишь людьми из плоти и крови. 5.

Человек с погонами майора медслужбы открыл холодильную камеру и вытянул носилки, на которых лежал труп военнослужащего.

Человек с погонами генерала объединенный сил Конфедерации не без опаски глянул в мертвое лицо.

– Смерть его была позорной.– произнес медик как-будто с удовлетворением.– Его убила женщина прямо на блокпосту; так что, по понятиям правоверных, никакой надежды на рай. Видите, затылок разможжен. Этого солдата нашли без штанов, с вырванными гениталиями – дама, так сказать, взяла трофеи. Однако вслед за падением был полет.

– Как у ангела?– наконец пошутил генерал.

– Так точно. Это наш первый ангел. Духи словно сдетонировали в результате его атаки. Потрясающее воздействие.

– А что это еще за дыра у него на макушке?

– Это уже мы вынимали имплант.

– До сих пор не могу понять, как он действует.– пожаловался высокий чин.

– Как суперкомпьютер, скрещенный с ядерным реактором. Он создает копию человека. Пусть и недолговечную, но гораздо более мощную чем оригинал.

– Мне немного не по себе от этих копий, майор.

– Мне тоже. Но, главное, что цивилизация теперь победит, господин генерал.

Александр Тюрин. Нашествие

Проклятие также изменяет прошлое, как и покаяние

Сам он уже не спускался в долину, хотя каждый погожий день посылал туда слуг или оруженосцев. Возратившись, они говорили одно и то же. В деревнях, на полях и дорогах по-прежнему не души, ни женщины, ни ребенка, ни собаки.

Никто не вернулся на пепелище, никто не вышел из пещерного укрытия, не вылез их подземного схрона...

И почему никто из этих проклятых крестьян не прибег к его защите, почему ни один не искал спасения в его замке, почему все свершилось столь быстро – в течение несколько ночных часов?

Та ночь выдалась ненастной, безлунной и дозорный не сразу заметил огни внизу. Гетц, хотя и хворал, немедленно поднялся с постели, и во главе полусотни кнехтов и оруженосцев спустился в долину. Однако было уже поздно.

Не осталось там ни одной живой души.

Смерть настигла почти всех поселян в постели, немногих возле очага, у двери.

Колодцы завалены были трупами скота. Посевы и виноградники вытоптаны.

Так было и в ближних, и в дальних деревнях, что на той стороне реки.

Если и уцелел кто, то был в путах уведен Бог весть куда.

Но почему враги обрушились на сонные темные деревни и даже не попытались овладеть его замком, ярко освещенный огнями?

Или они сочли замок неприступными? Сомнительно. Эти лютые звери, истребившие в мгновение ока три деревни, вряд ли бы убоялись напасть на укрепление с давно разрушенной южной стеной.

Значит, они просто сочли рыцаря Гетца недостойным битвы. Зачем брать приступом замок, зачем штурмовать стены и бить тараном в ворота. Без подданных, без крестьян, без этих вечно копошащихся в земле и навозе славян, Гетц фон Трабен-Трарбах превращался из гордого суверена в голодную ворону, нахохлившуюся на верхушке лысой скалы.

Враг знал меру смерти. Достаточно было того, что не стало дыхания жизни в долине. Замок должен был умереть сам.

Гетц невольно почувствовал к врагам уважение. Столь искусными погубителями могли быть только исчадия ада. Недаром их назыывают тартарами.

Три недели назад в его замке побывал немолодой йеки, иудей-торговец, он говорил о ратях, идущих с востока. Пусть и не столь велик числом этот лютый народ, как ему приписывают, однако неутомим в войне, осаде и преследовании. Это гоги и магоги, некогда запертые Александром Великим в пещерах Гиндукуша. Сокрушили они и Хинское царство, и могущественный Хорезм, и богатую Персию, и Халифат, и страну русов. И те битвы в полуденных странах были таковы, что любые сражения Запада кажутся пред ними мальчишескими потасовками. В битве при Отраре

в один только день, до захода солнца, лишилось жизни сто шестьдесят тысяч смелых хорезмийских воинов. А в городах Персиды были обращено в прах такое множество людей, что и не счесть, а с ними и домашние животные тоже, будто бы не хотел яростный враг даже упоминания оставить о душе живой.

Затем пошли тартары в сторону конечного моря, шутя расправились при Лигнице с польско-немецкой ратью, наполнив девять мешков правыми ушами убитых рыцарей, но не утолив злобы, двинулись на юг. Неровен час добирутся и до владений Гетца.

Рассердился рыцарь тогда на йеки, будто накликивает он беду и клевещет на христианское воинство, прогнал из замка на ночь глядя, не отдав долга гостеприимства и долга денежного. Вот бы оставить его на подольше, пораспросить про гогов-магогов и их умения, искусными вопросами отсеять правду от словесной шелухи...

Гетц встал с кресла, бросил еще один тоскливый взгляд в долину через узкое оконце главного зала. И пошел вниз, тихо и осторожно ступая. Чтобы не разбудить домочадцев, спящих за стеной в теплой и узкой горнице, чтобы не проснулись военные слуги, чтобы не очнулся повар, уронивший голову на стол неподалеку от большого кухонного очага, чтобы не заметили дозорные с башни.