Эрик Ластбадер - Дай-сан Страница 11

Они пробирались по каменистым участкам, где земля под ногами поднималась рядами извилистых гребней, сложенных из зазубренных обломков вулканической породы. Заросли здесь становились как будто чуть реже.

Утомившись, они останавливались на отдых под сенью какого-нибудь высоченного дерева, срывали плоды с его нижних ветвей, сидели, привалившись спиной к гладкому стволу, и смотрели, как по корням ползают, роя ходы, большие белые термиты. Потом они отправлялись дальше, вновь ощущая себя маленькими и ничтожными перед лицом шелестящей бесконечности джунглей.

По ночам, когда в просветах между сплетенными ветвями носились с пронзительным верещанием летучие мыши, они разводили небольшой костерок и жарили свежую дичь, пойманную и освежеванную заранее, еще до внезапного наступления скоротечных сумерек.

Однако здесь, в густых джунглях, куда едва проникал свет солнца, ночи и дни были практически неразличимы. Они давно потеряли счет часам, поскольку сквозь высокие своды деревьев не проглядывали ни луна, ни солнце. Они научились вести отсчет времени по животным, на которых охотились и которые непрестанно кишели вокруг, — у каждого вида были свои внутренние часы, бесперебойный механизм, останавливающийся только со смертью.

— Вы знали его, капитан, — как-то завел разговор Мойши, когда они с Ронином сидели у потрескивавшего костра. — Первого помощника.

— Да, — отозвался Ронин. — Это мой давний враг. Он убил многих моих друзей. Еще там… дома.

Он поднял глаза и принялся наблюдать за тем, как неровные отблески костра высвечивают красноватые бусинки-глазки летучих мышей, расправленные крылья которых напоминали ему паруса проклятого корабля-призрака.

— Вы ведь с севера, капитан?

Мойши доел свой кусок и швырнул косточку в темноту, притаившуюся за пределами света от костра.

— Очень настойчивый парень.

Он покачал головой.

— Вы были правы, — криво усмехнулся Ронин. — Неспроста он торчал на носу.

— Ах, дружище, у нас у всех есть свои маленькие секреты. Зловещие тайны.

Мойши разорвал кожуру какого-то пурпурного плода и поднес его к губам. По его густой бороде потек сок.

— А вы его ненавидите… свой дом, — неожиданно заметил он.

Ронин сидел, положив ладони на поднятые колени.

— Это было нехорошее место, Мойши.

Он вытер жирные губы.

— Но теперь все это в прошлом.

Штурман пристально изучал Ронина. В отсветах пламени глаза у него поменяли цвет и сделались темно-зелеными, оттенка густого мха.

— Я знаю по опыту, капитан. Такое не остается в прошлом. Дом все равно тянет нас… так или иначе.

— Наверное, только тех слабых, которые сами хотят вернуться.

Мойши пожал плечами:

— Возможно.

Он рассеянно крутил между пальцами черенок плода, ковыряя ногтем в зубах.

— Но верно и то, что с момента рождения человека могучие силы приходят в движение именно из-за его рождения. Силы эти не знают границ. Они управляют не только нами. Они влияют и на тех, кто рядом.

Он выплюнул кусочек кожуры.

— «Рядом» не только в физическом смысле.

Ронин сидел неподвижно, полузакрыв глаза, и Мойши не был уверен, что он услышал его последние слова.

А наверху, в темном сплетении ветвей, бесчисленные крылья сотрясали влажный ночной воздух.

На следующий день, ближе к вечеру, им преградили дорогу жесткие серые корни, закрученные и волокнистые, поднимавшиеся изогнутыми дугами, словно ряд миниатюрных мостиков, выросших из глинистой почвы. Перебравшись через это препятствие, Мойши вдруг остановился. Он замер на месте, ничего не говоря, и Ронин открыл было рот, чтобы спросить, что случилось, но тут он заметил движение у ног Мойши. По ногам штурмана, над замызганными грязью башмаками, ползла змея, подергивая плоской тупой головой в зеленых и желтоватых блестках.

Они оба застыли, как два изваяния. Змея, извиваясь, ползла все выше — беззвучная смерть. По ягодицам Мойши, по спине. Вот она обернулась вокруг его левой руки. Мелькнул раздвоенный язычок. Глаза сверкнули двумя обсидиановыми точками.

Правая рука Мойши метнулась к ее голове; большим и указательным пальцами он зажал ей челюсть с двух сторон. Рот у змеи широко раскрылся, блеснули длинные острые ядовитые зубы. Ее туловище извивалось, то скручиваясь кольцами, то выпрямляясь. Мойши резким движением сломал ей челюсти и лишь после этого заговорил:

— Сорвите, пожалуйста, лист, капитан, и дайте его сюда.

Опустившись на колени, Мойши положил раздавленную голову на широкий лист, поданный ему Ронином. Осторожно вытащив кинжал, он срезал верхнюю часть змеиной головы от рыльца до начала еще подергивающегося туловища. Кончиками двух пальцев штурман нажал на открытое мясо. Через полые клыки на лист потек темно-красный яд.

Выдавив последнюю каплю, Мойши отшвырнул от себя змею, отрезал от ближайшего ствола кусочек зеленого мха и дал яду впитаться в него. Потом он завернул влажный мох в лист и поднялся.

— Вот так-то, дружище. Как правило, мир не бывает ни белым, ни черным. Чаще всего — в разной степени серым.

Засунув сверток за кушак, он убрал кинжал.

— Если бы эта змея укусила меня, ее яд убил бы меня на месте. Но теперь, когда он высохнет в органической среде, он станет прекрасным противоядием. То, что при одних обстоятельствах принесло бы смерть, при других — спасет жизнь.

— А вам откуда известно об этой твари? — поинтересовался Ронин.

— Вы сами с севера, капитан. Змеи там не живут. Но я-то с юга. Моя страна расположена даже южнее, чем этот остров. .

Они пробирались сквозь густые заросли папоротника.

— Я уже, кажется, говорил, что когда-то, много тысячелетий назад, моя земля была частью континента человека, но потом, когда произошли сдвиги в земной коре, эта часть суши оторвалась.

— Как же тогда вы попали на континент человека? — спросил Ронин. — Ваш народ — народ-мореплаватель?

— Искаильтяне? — Мойши улыбнулся. — Нет, капитан, отнюдь. Мы издревле занимаемся земледелием. Но мы плюс к тому и рыбаки. У нас есть большой опыт в прибрежном мореходстве.

Он пригнулся, чтобы не удариться головой о толстую корявую ветку, усеянную красными и черными жуками.

— А еще мой народ — народ-воитель. Нам поневоле пришлось овладеть воинскими искусствами. Мы — свирепые бойцы пустыни, привыкшие к трудностям и самоотречению; гордый и одинокий народ с богатыми традициями, идущими от древних времен. Наша история, капитан, это история рабства и предельного самопознания.

— Ваша страна далеко от континента человека?

— От Хийяна? Да, далеко. К нам проще доплыть от восточного побережья континента. Существует торговый маршрут от Шаангсея. Вам знаком этот город?