Константин Бояндин - Отражение глаз твоих [пишется] Страница 11

— На свету почти сразу пропадает, — пояснил Хонн. — С чего бы это, интересно?

Он и долго смотрели на картинки, после чего медленно встретились взглядами.

— Мне кажется, что я спал,… время от времени просыпаясь, — неожиданно сказал Хонн, отводя взгляд. За окном шуршали белые мухи, пытались пробраться внутрь, в убийственное тепло. — Всякий раз, когда я просыпался, на меня кто-то охотился. Не знаю, как удалось выжить.

Он взглянул на Неммер и та кивнула.

— Я бы сказала то же самое, — призналась она. — А две недели назад я словно бы проснулась совсем… По-настоящему. Ты понимаешь?…

— Кажется, да, — голос Хонна теперь более походил на его внешний вид. — Что же теперь делать? — он спросил, явно не ожидая услышать ответа.

— Прежде всего, придумать, что будем есть, — ответила Неммер почти немедленно. Хонн взглянул на неё удивлённо. — Запасов здесь едва-едва хватило бы на одного, — пояснила она. — Или ты будешь питаться, как… — взгляд Хонна был очень тяжёлым, — как прежде?…

— Нет, — ответил тот и решительно поднялся. — Как прежде — не хочу. И прятаться… тоже. А насчёт запасов — есть у меня одна идея, — кивнув, он направился к двери наружу.

— Постой, — Неммер не сразу поняла, куда он. — Одень что-нибудь! На улице холодно!

— Не беспокойся, — услышала она спокойный ответ и несколько секунд спустя открылась и захлопнулась входная дверь.

Неммер вышла в сени… и вновь ахнула.

Одежда, в которую был одет Хонн, оказалась аккуратно сложенной на поленице.

— Что же это такое? — спросила она в смятении и, конечно же, не получила ответа.

— Что же теперь делать? — спросил Теммокан, ощущая себя довольно глупо. Армия, которая ворвалась в хранилище, место его заточения, была достаточно внушительной, чтобы взять какую-нибудь из крепостей времён Шайра. Увидев его, живого, здорового и смущённого, Светлейший попятился и… расхохотался. Он смеялся так долго и так странно, что у всех присутствующих поначалу возникли опасения за его рассудок… Теперь, когда «отыгравший» "друг до гроба" лежал перед ними на столе, и протокол о его использовании был заверен необходимым числом свидетелей, предстояло понять, что со всем этим делать.

— Так что будем делать? — повторил вопрос островитянин.

— Не знаю, — Светлейший почесал затылок. Все пуговицы его облачения были застёгнуты (если это полагалось), причёска и борода были безукоризненны. — Есть одна небольшая тонкость. По правилам, я обязан сдать «друга» в Академию, в соответствующий отдел. Впрочем, его вопль наверняка был бы уже услышан кем положено… в обычных условиях.

Он сделал многозначительную паузу и Теммокан пошевелился.

— Что значит — в обычных условиях? — спросил он подозрительно.

— За пределы Хранилища сигнал не вышел, — рассуждал Светлейший, обращаясь, должно быть, к массивной зажигалке, стоявшей на почётном месте на его столе. — Значит,… - он вновь отвернулся и прошёлся до окна и обратно, — можно не торопиться с этим делом… и спокойно просмотреть его самим, но…

— Скажите сразу, сколько я должен, — островитянин обиделся. Намекать на стоимость «друга» подобными обиняками — это уже чересчур. Все знали, как Даллатер трясётся по поводу строжайшего соблюдения отчётности. — И можно без всего этого театра!

— Театра? — Светлейший опешил. — А! — до него начало доходить. — Ну, это, знаешь ли, слишком. Не сбивай меня. Вопрос в том, на каком основании я должен дать тебе вот это? — и он показал на второй, «спящий» амулет-охранник, что лежал рядом с зажигалкой. — Как только амулет тебя «признает», я должен буду сообщить, кому он выдан. Тут, увы, промедления или хитрости не пройдут. Вот я и думаю — как быть?…

— Буду ходить без "друга", — махнул Теммокан пренебрежительно. — Чего тут бояться?

— Брось, брось, — серьёзным тоном возразил Даллатер, тоном, не терпящим решительно никаких возражений. — Над этим не шутят. Без амулета здесь работать не полагается. Ты же не Дракон, у тебя всего одна голова…

— Что? — заинтересованно поднял голову навигатор. — Что вы сказали?…

— Ладно, — Светлейший явно не слышал его. — Решено. Сейчас быстро просматриваем память твоего покойного «друга». Если там есть что-то… — ну, сам понимаешь — устроим несчастный случай.

— Хотите разыграть мою смерть? — островитянину стало не по себе.

— Над этим тоже не шутят, — голос его начальника стал холоднее льда. — Я так… не делаю.

"Больше не делаю", мысленно поправил Теммокан — было достаточно очевидно, на каком слове споткнулся язык Светлейшего.

— Мы слегка испортим "друга", — пояснил он. — Сложная штучка, но кто сказал, что она действительно неуязвима?… На лице Теммокана проявилось откровенное недоверие.

— И вы считаете, что на это клюнут?

— Смотря какая наживка, — Светлейший подмигнул. — Ну ладно, время идёт, а мы тут болтаем. Дракон на месте? — спросил он у пространства.

— На месте, — отозвался слегка шипящий бесполый голос.

— Нам всё ещё везёт, — сообщил Даллатер и чуть ли не силой вытолкал своего работника в коридор.

Дракон выслушал Светлейшего, не проронив ни слова. Потом отвернулся в сторону окна и принялся смотреть куда-то вдаль.

Жара в его комнате, где всегда пылало пламя в камине, была трудно переносимой. Теммокан посмотрел на то, как держится Даллатер — в его-то глухом костюме — и понял, что впервые за долгое время испытывает к нему совсем человеческое сочувствие. Никому бы такого не пожелал! — Давайте, — повелительным жестом протянул он, наконец, лапку и безжизненно-серый «друг» лёг в неё. «Медвежонок» принюхался к предмету, но его меховая мордочка ничего не выражала. Теммокан напряг губы, скрывая улыбку. Невозможно было воспринимать Дракона как равным себе. Увы.

Медвежонок наклонился и выудил из стола чистый килиан — тёмного цвета, полупрозрачный. Долго колдовал над считывающим аппаратом, передвигая «друга» туда-сюда. Удовлетворившись, он оглянулся и оглядел свою аудиторию.

— Не шевелиться и не разговаривать, — предупредил он.

Одно прикосновение — и "лампа тьмы" вновь превратила день в сумерки. Огонь в камине казался призрачным, то возникающим из мрака, то исчезающим бесследно. И стало, наконец, прохладно и хорошо… Послышался щелчок.

…И разговор неизвестно кого неведомо с кем вновь прозвучал для ушей Теммокана — и впервые для двух остальных. Семиминутная запись, казалось, тянется бесконечно. Светлейшего почти не было видно, такими густыми оказались сумерки, но и ему не удалось стоять совершенно бесшумно.