Мария Семенова - Лебединая Дорога (сборник) Страница 12

Раньше в Сэхейм заглядывал иногда херсир по имени Гудмунд Счастливый, старый друг Виглафа Хравна. Тот, что жил на острове в прибрежных шхерах, в трёх днях пути к югу. Однако теперь его паруса с синими поперечинами появлялись в Торсфиорде всё реже. Шесть зим назад Гудмунд херсир потерял единственного сына Торгейра и с тех пор сделался угрюм…

А приезжал ли кто к Рунольву – того Виглафссоны не знали и не хотели знать.

Когда подошло время осеннего пира, Видгу по обыкновению послали за Приёмышем. Видга посадил Скегги в свою лодку и спихнул судёнышко в воду. Хельги сказал ему:

– Только пускай Эрлинг в этот раз не привозит с собой Рунольва!

Накануне праздника Хельги подарил Звениславке золоченые пряжки: скреплять на плечах сарафан, который здешние женщины носили составленным из двух несшитых половинок. Звениславка не торопилась заводить себе чужеземные одежды – однако застёжки понравились. Каждая была почти в ладонь величиной, и между ними тянулась тонкая цепь. Другие цепочки свешивались с самих пряжек. Можно привесить к ним игольничек, обереги, маленькие ножны с ножом…

С обеих фибул смотрели усатые мужские лица. Грозные лица… Хмурились сдвинутые брови, развевались схваченные бурей волосы, сурово глядели глаза. Одно выглядело помоложе, другое постарше. Пряжки как бы говорили: смотри всякий, что за человек подарил нас подруге. Он такой же, как мы. Обидишь её – не спасёшь головы!

Хельги был вполне ровней этим двоим. Хотя, правда, ни бороды, ни усов не носил.

– Нравится? – спросил он Звениславку. – Носить станешь?

Она ответила:

– Спасибо, Виглавич…

Он опустился на лавку и велел ей сесть рядом. И посоветовал:

– Носи так, чтобы смотрели один на другого. Это Хёгни и Хедин, древние конунги. Хедин полюбил дочку Хёгни и увёз её от отца. Хёгин погнался за ним и настиг, и девчонка не помогла им помириться. Тогда они повели своих людей в битву и полегли все до единого. Но девчонка была колдуньей и ночью оживила убитых. И я слышал, будто они по сей день рубятся друг с другом где-то на острове, а по ночам воскресают из мертвых!

Мимо них из дому и в дом сновали рабыни и жёны. Ставился хлеб, бродило пиво, готовилось мясо.

Хельги сказал:

– Я знаю, как выглядят твои пряжки, потому что это я велел старому Иллуги их сделать, и я видел их готовыми.

Он взял её руку и положил на своё колено. Стал перебирать пальцы.

– Вот только тогда я думал, что они будут подарком моей невесте. И не тебе я собирался их подарить. Да и ты, как я думаю, не от меня хотела бы их получить. Расскажи про жениха!

Звениславка опустила голову, в груди поселилась тяжесть: ох ты, безжалостный!

– Что же тебе про него рассказать?

– Ты называла его имя, но я позабыл.

– Чурила… Чурила Мстиславич.

– Торлейв… Мстилейвссон, – медленно повторил Хельги. – Все имена что-нибудь значат. Мое значит – Священный. А его?

– Предками Славный…

Хельги похвалил:

– Хорошее имя.

Звениславка подумала и добавила, невольно улыбнувшись:

– А кто не любит, Щурилой зовёт. Рубец у него на лице-то… Вот и щурится, когда обозлят.

– Шрам на лице не портит воина, – сказал Хельги. – Потому что у трусов не бывает шрамов на лице. Твой конунг красивее, чем Халльгрим?

Звениславка долго молчала, прежде чем ответить:

– Такой же… только черноволосый.

– Стало быть, твой конунг некрасив, – проворчал Виглафссон. – Черноволосый не может быть красивым, даже если он смел.

Звениславка ответила совсем тихо:

– Нету краше.

Хельги сбросил её руку с колена и вспылил:

– Убирайся отсюда! Ты будешь сидеть вместе с рабынями, потому что ты беседуешь с Иллуги охотнее, чем со мной!

Звениславка испуганно подхватилась с места, отскочила прочь. Хельги поднял голову – ну ни дать ни взять сокол, накрытый кожаным колпачком.

– Ас-стейнн-ки!

– Здесь я, Виглавич.

– Подойди сюда. Сядь…

Когда Эрлинг приехал в Сэхейм и сошёл с корабля, Халльгрим немало удивился, увидев, что младший брат привёз с собой жену и маленьких сыновей. Этого Эрлинг никогда прежде не делал. Халльгрим спросил его без обиняков:

– Что случилось, брат?

Эрлингу явно не хотелось портить ему праздник.

– Думаю, безделица, Халли. Есть у меня раб по имени Рагнар сын Иллуги, да ты его знаешь…

Халльгрим заметил с неодобрением:

– Малоподходящее имя для раба… Почему ты позволяешь ему так себя называть?

Эрлинг пожал плечами:

– Приходится позволять, потому что он задира, каких и среди свободных немного найдётся. Так вот этот Рагнар поссорился с рабом Рунольва, и они подрались. Того раба я знаю давно, поскольку он любит ходить ко мне во двор и мы с ним разговариваем. Он англ и из хорошего рода, а зовут его Адальстейном. Вчера он пришёл опять и рассказал, будто Рунольв всем жалуется на меня и на моих дерзких рабов и говорит, что давно уже ждёт от меня беды.

– Лгун он, твой Адальстейн, – проворчал Халльгрим угрюмо.

– Может быть, и так, – сказал Эрлинг. – Но на него это мало похоже. Адальстейн рассказал ещё о том, что он решил убежать от Рунольва и остаться жить у меня. Я велел ему идти домой, но он не пошёл. Тогда я послал к Рунольву человека, с тем чтобы он переговорил с ним и предложил виру за раба. Это было вчера, но тот человек не вернулся.

Пока он говорил, к ним подошёл Хельги. Средний сын Ворона выслушал Эрлинга и усмехнулся:

– Стало быть, не вышло у тебя поиграть сразу двумя щитами, Приёмыш. А уж как ты старался.

В другое время Халльгрим прикрикнул бы на него за такие слова. Но тут только поскрёб ногтем усы и заметил:

– Ты потому и привёз с собой столько народу, что твой двор больше не кажется тебе безопасным.

Эрлинг кивнул:

– Это так, и я велел рабам вооружиться. Но я бы хотел, чтобы дело кончилось миром.

Хельги двинулся прочь и уже на ходу насмешливо бросил:

– А я не очень-то на это надеюсь! Вы с Рунольвом последнее время неразлучны: куда ты, туда следом и он!

Тогда-то подала голос зеленоокая Гуннхильд, молча стоявшая подле мужа.

– Ты, Хельги, выгнал бы нас вон, если бы был волен решать. Может быть, тогда Рунольв не стал бы вас трогать!

Хельги обернулся… Халльгрим помешал ему поссориться с братом, сказав:

– Тебя называют разумной, Гуннхильд. Однако иногда следует и помолчать!

В день, назначенный для пира, в ворота Сэхейма постучался всадник из Торсхова…

А на плече у него висел щит, выкрашенный белой краской в знак добрых намерений и мира.

Всадник слез с седла и сказал:

– Меня прислал Рунольв хёвдинг сын Рауда. Где Халльгрим Виглафссон?

Халльгрим уже шагнул к нему через двор, отряхивая руки, – он как раз советовался с пастухами, отбирая скот для забоя. Рунольвов человек передвинул щит за спину.

– Наш хёвдинг гостил у тебя нынешним летом, когда ты хоронил свою мать. Рунольв сын Рауда хочет отплатить тебе за гостеприимство и думает, что навряд ли ты побоишься приехать к нему сам-третей, как он тогда. Это было бы несправедливо!

Халльгрим остановился, заложил пальцы за ремень… Ничего подобного он не ждал, но показывать это не годилось. Он сказал:

– Мудро поступает Рунольв Скальд, если вражда и впрямь ему надоела… Вот только зря он не напомнил тебе, что в чужом дворе не заговаривают о делах сразу. Иди в дом, отдохни и поешь!

Сигурд Олавссон повёл чужака с собой. Тот пошёл озираясь и явно ожидая подвоха… Олав Можжевельник проводил его глазами и сказал:

– Или я плохо знаю Рунольва, или незачем тебе ехать туда, Виглафссон.

Халльгрим покачал головой и ответил как о деле решённом:

– Я поеду.

Олав упрямо повторил:

– Незачем тебе к нему ездить.

Халльгрим улыбнулся, что бывало нечасто.

– Рунольву не удастся назвать меня трусом. Кто со мной?

Вокруг стояли почти все его люди: сбежались кто откуда, прослышав о гонце.

– Я, хёвдинг! Возьми меня!

Счастлив вождь, за которым одинаково охотно идут на пир и на смерть. Он выбрал двоих… Гудрёда, среднего сына Олава кормщика. И ещё парня по имени Гисли. Оба были рослые и крепкие и вдобавок хороши собой. Для воина тоже не последнее дело.

Потом велел седлать своего коня.

13

Осень уже разбрасывала по берегам фиорда яркие краски… Так заботливая хозяйка, ожидая гостей, готовит наряды и завешивает цветными покрывалами простые бревенчатые стены. Но вот чем кончится пир?

Воздух был почти совсем тих. Только откуда-то из глубины фиорда понемногу начинало тянуть ледяным сквознячком. Стылый ветерок проникал под одежду, заставлял поёживаться в седле. Вот потому-то Халльгрим всю жизнь предпочитал ходить пешком, а ещё лучше – грести на корабле. Пеший и тем более у весла не замерзнешь. Да и доберёшься, пожалуй, быстрее, чем на лошади по этой тропе… Другое дело, пешком в гости мало кто ходит. И тем более вождь к вождю!

А ветерок – Халльгрим знал, что предвещал этот ветерок. Может быть, даже нынче к вечеру разразится свирепая буря. Такая, что не хуже вражеских мечей оборвёт с воинов леса вышитые нарядные плащи… А иные деревья и вовсе лягут корнями наружу, сражённые в неравном бою…