Холера (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич Страница 12

— Fullur aðgangur! Breyttu rekstrarstillingunni! Hinum megin!

Демоны защелкали невидимыми зубами, исторгнув из труб аутовагена струи едкого дыма. Даже в оковах, укрощенные, они оставались адскими тварями, хищниками, укрощенными магическими цепями. Цепи могут привести к послушанию, но только не изменить природу. Ощущая, как стремительно разгорается их злость, раскаляя медную отделку кареты, Холера со злой усмешкой подумала о том, не сэкономил ли самодовольный владелец аутовагена на звеньях. Если так, тем хуже для него…

Толстяк в шапероне, восседающий за рычагами, озадаченно закрутил головой. То ли ощутил незнакомую вибрацию в корпусе аутовагена, то ли почувствовал зловонный запах сернистых испарений, источаемый беснующимися в ярости демонами.

— Upp! Þreföld endurtekning! Hunsa síðustu skipunina!

Горло пылало так, словно она осушила полный масс[10] едкого уксуса, медленно растворявшего голосовые связки. Слова демонического языка заставляли зубы дребезжать во рту, ерзая на своих местах, а язык ощутимо кровоточить. Железные шипы на ее ошейнике раскалились, а серьга в носу потяжелела словно свинцовое грузило. Но Холера не замолкала. Она швыряла в беснующихся демонов все новые и новые команды, чередующиеся с оскорблениями и насмешками. Зная, что терпение их не бесконечно, а времени в запасе считанные секунды. В любой цепи есть слабое звено. Его можно не замечать годами, но если натянуть цепь до предела, испытывая запас прочности, рано или поздно оно не выдержит.

Так и случилось.

Один из демонов, доведенный потоком тарабарщины до белого каления, сбросил с себя обрывки защитных чар и, рыкнув, впился в загривок соседу, вырывая из него исходящие призрачным ихором клочья меоноплазмы. Тот, осатанев от боли и ярости, впился в обидчика сразу дюжиной усаженных зазубренными крючьями щупалец.

Аутоваген затрясся, точно дом, сотрясаемый землетрясением. Медные панели, украшающие его бока, побелели от жара, из-под них потек, заворачиваясь, жирный едкий дым. Холера быстро отскочила в сторону, чтоб ее не обожгло и не задело. Работа была сделана наилучшим образом, хоть мейстер Касселер, доведись ему увидеть это, едва ли похвалил бы ее за результат…

Демоны метались в своем узилище, терзая друг друга, точно осатаневшие хищники в запертой клетке. Клешни, жала, клыки, когти вспарывали нематериальную ткань мироздания, но заложенной в них силы было столько, что она выплескивалась в материальный мир обжигающими сполохами жара. Аутоваген сотрясался, словно в жестокой лихорадке, от его боков летела тлеющая щепа, стеклянные осколки и остатки богатых украшений. Толстяк с шапероном в ужасе вцепился в рычаги, мня, будто чем-то еще способен управлять. Самодовольный хлыщ, не сознававший, какими силами повелевал, теперь, запертый в железной клетке с разъяренными демонами, он сделался бледен как хлопья сулемы[11].

Битва была недолгой. Демоны не придерживаются дуэльных правил и не чтут законы чести. Уже через несколько секунд двое из них оказались растерзаны, обратившись клочьями стремительно тающей меоноплазмы. Однако их выжившие собратья не спешили успокаиваться и возвращаться в стойло. Слишком взбудораженные схваткой, обожженные чужими чарами, ослепленные болью, они представляли собой чудовищную мощь, высвобожденную и более не сдерживаемую, клокочущую, точно адское варево в треснувшем котле. Силу, которому уже некому было сдержать или направить и которая быстро превращалась в слепую энергию разрушения.

Возницы стоявших окрест повозок, сообразив наконец, что происходит, стали лихорадочно нахлестывать своих кляч, но непростительно опоздали. К тому же посреди запруженной телегами дороги попросту не было свободного пространства для бегства. Некоторые, плюнув на груз и лошадей, бросились прочь, испуганно оглядываясь на сотрясающийся в жутких конвульсиях аутоваген.

Сообразительные ублюдки, усмехнулась Холера, силясь побороть липкие спазмы тошноты, похожие на пульсирующих в желудке холодных слизняков. Эти ощущения были рождены не то произнесенными ей словами на адском языке, не то предчувствием того, что сейчас произойдет. Ни в одном из них не было колдовского дара размером хотя бы с гусиную печенку, но человеческое чутье иной раз может дать фору самому чувствительному амулету. Даже не связанные никакими договорами с адскими силами, они, должно быть, сообразили, что сейчас здесь произойдет что-то скверное.

И были чертовски правы.

[1] Спагирия — оккультное искусство создания лекарственных препаратов алхимическими методами.

[2] Алкагест — алхимический раствор, способный растворять все без исключения вещества.

[3] Чокер — плотно прилегающее к шее ожерелье.

[4] Ландауэр (нем. Landauer) — четырехместная повозка со складывающейся крышей. Название произошло от немецкого города Ландау, в Европе часто называлась «ландо».

[5] Утренней звездой в древности часто называли Венеру, отчетливо видимую перед рассветом.

[6] Парасоль (фр. Parasol) — зонт для защиты от солнца.

[7] Шаперон — средневековый головной убор, напоминающий тюрбан.

[8] Мензула — изобретенный в 1610-м году полевой чертежный стол, к которому крепился штатив и планшет, инструмент картографов и землемеров.

[9] Хелицеры — ротовые придатки пауков.

[10] Масс (нем. Maß) — традиционная немецкая кружка для пива объемом около литра.

[11] Сулема — хлорид ртути, токсичное вещество, использовавшееся в алхимии.

Часть вторая

Аутоваген сорвался с места с такой силой, словно в него вселился сам дьявол, лишь беспомощно хрустнули блокировавшие колёса деревянные колодки. Никакие тормоза не могли сдержать ту слепую и яростную силу, которой он был одержим и которая гнала его вперед, не разбирая ни дороги, ни препятствий.

Удар о стоящую впереди телегу оказался страшен. Тяжелый корпус аутовагена разнес вдребезги ее заднюю часть, заставив возницу скатиться с передка на брусчатку. Подняться он не успел, литые колеса управляемого новыми владельцами экипажа беззвучно вмяли его в брусчатку, точно мягкую глиняную куклу, лишь булькнуло между камней красным и серым.

Впавшему в бешенство и влекомому демонами аутовагену не требовалось наслаждаться плодами содеянного. Оглушительно рыкнув, он мгновенно сдал назад и раздавил телегу с сырными головами, стоявшую за ним. Его хозяин оказался неглуп, как для сыровара, успел проворно отскочить в сторону, но его приятелю, сидевшему рядом на козлах, повезло меньше. Хлестнувшее из выхлопных труб пламя, топливом для которого был не уголь и не торф, а чистая демоническая ярость, мгновенно охватило его с головы до ног, жадно содрав плоть с лопающихся от жара костей.

Только тогда все эти безмозглые недотепы бросились бежать, оглашая улицу истошными воплями, точно трясогузки на болоте. Бежать, позабыв про все, что прежде представляло для них ценность в этой жизни, служа предметом гордости или стыдливого удовольствия, но что мгновенно сделалось никчемным балластом. Про драгоценный товар, так и не доставленный покупателю, быстро превратившийся в тлеющие на мостовой бесформенные груды. Про ржущих от ужаса лошадей, мечущихся среди дыма и огня. Про никчемные цеховые цацки на своей груди и отягченные многолетним геморроем жирные задницы. Про юных служанок, которых тайком от жен трахали по вечерам на мешках с мукой, пока те распекали молочника, и которые теперь голосили, брошенные на произвол судьбы вместе с товаром. Про честь, про достоинство, про деловую репутацию.

Ослепший лихтофор с погасшим глазом безучастно наблюдал за страшной картиной разрушения, которую учинил на улице одержимый дьяволом экипаж. Этот аутоваген уже не был той изящной лакированной коробочкой, при виде которой завистливо вздыхали обладали призовых рысаков и роскошных ландо. Он был подобием кареты, вырвавшейся из самого ада, безумной машиной, исполняющей страшную механическую кадриль и сеющую вокруг себя смерть, хаос и огонь.

Резные панели узорчатой коростой вперемешку с осколками свисали с его боков, точно разорванные крылья павшего ангела, волочащиеся следом за ним и инкрустированные расплавленными самоцветами из дорогого тирольского стекла. Кузов, охваченный адским жаром и пожирающий сам себя, исходил смрадным пламенем, внутри которого чадили остатки позолоты и лопался с шипением шелк подушек.