Джонатан Страуд - Амулет Самарканда Страница 12

На обратном пути к Хайгейту волшебник пару раз пытался завести разговор с ребенком, но мальчик лишь тихо плакал. Это не понравилось мистеру Андервуду. Он раздраженно фыркнул, оставил мальчишку в покое и включил радио, послушать репортаж с соревнований по крикету. Ребёнок замер на заднем сиденье, уткнувшись взглядом в собственные коленки.

На пороге их встретила жена мистера Андервуда. В руках у неё был поднос, а на нём — печенье и кружка горячего шоколада. Она сразу же отвела мальчика в уютную гостиную с камином. В камине горел огонь.

— Марта, это бестолочь какая-то, — недовольно проворчал мистер Андервуд. — Он ни единого слова не сказал.

— А чему ты удивляешься? Он же перепуган, бедняжка. Предоставь это мне, я все улажу.

Миссис Андервуд была маленькой, кругленькой женщиной, с коротко стриженными седыми волосами. Она усадила мальчика в кресло у камина и предложила ему печенье. Мальчик словно не заметил её.

Прошло полчаса. Миссис Андервуд весело болтала обо всем, что только приходило ей на ум. Мальчик выпил немного шоколада и потихоньку съел одно печенье. В конце концов миссис Андервуд кое-что придумала. Она села рядом с мальчиком и обняла его за плечи.

— А теперь, милый, давай с тобой договоримся, — сказала она. — Я знаю, что тебе велели никому не говорить своё имя, но для меня ты можешь сделать исключение. Ведь если я буду звать тебя просто «мальчик», мы же никогда толком не поймем друг дружку, верно? Так что давай ты скажешь мне своё имя, а я тебе — своё, по секрету. Ну что, ты согласен? Вот и прекрасно. Я — Марта. А ты?

Мальчик шмыгнул носом и еле слышно произнёс:

— Натаниэль…

— Чудесное имя. Не беспокойся, милый, я никому не скажу. Ну что, тебе уже лучше? Возьми ещё печенье, Натаниэль, и пойдём со мной, я покажу тебе твою комнату.

Когда ребёнок был накормлен, вымыт и наконец-то уложен спать, миссис Андервуд явилась с докладом к мужу — мистер Андервуд сидел у себя в кабинете и работал.

— Наконец-то он заснул, — сказала она. — Похоже, он в шоковом состоянии. Хотя чему тут удивляться? Его же бросили родители. По-моему, это бесчеловечно — отрывать такого маленького ребенка от семьи.

— Но, Марта, так заведено. Нужно же откуда-то брать учеников.

Волшебник демонстративно уткнулся в книгу. Жена на намек не отреагировала.

— Лучше бы ему позволили остаться с родителями, — упрямо сказала она. — Или хотя бы разрешили время от времени видеться с ними.

Мистер Андервуд устало закрыл книгу и положил её на стол.

— Ты сама прекрасно знаешь, что это невозможно. Его имя, полученное при рождении, должно быть забыто, иначе в будущем любой враг сможет навредить ему, узнав истинное имя. А как оно может быть забыто, если он будет поддерживать связь с семьей? Кроме того, его родителей никто не заставлял расставаться со своим щенком. Посмотри правде в глаза, Марта: они сами хотели от него избавиться. Иначе они просто не откликнулись бы на объявление. Всё честно и откровенно. Они получили изрядную сумму денег, он — возможность сделать прекрасную карьеру и послужить своей стране, а государство — нового ученика. Всё очень просто. Все остались в выигрыше. Никто ничего не потерял.

— И всё-таки…

— Меня это не волнует, Марта. Мистер Андервуд потянулся за книгой.

— Если бы волшебникам позволили иметь своих детей, этой жестокости можно было бы избежать.

— А этот путь ведёт к созданию династий, союзам семейств — а заканчивается все кровной враждой. Марта, загляни в свои книги по истории. Почитай, что творилось в Италии. А о мальчишке не беспокойся. Он мал. Скоро он обо всем позабудет. Лучше приготовь мне что-нибудь на ужин.

Дом волшебника Андервуда относился к тому типу зданий, которые являют улице скромный, но величественный лик, а за фасадом у них скрывается настоящий лабиринт из коридоров и лестниц. В доме было пять основных этажей: подвал со стеллажами для винных бутылок, ящиками с грибами и коробками сухофруктов; первый этаж, на котором располагались гостиная, столовая, кухня и оранжерея; второй и третий этажи, занятые в основном ванными, спальнями и кабинетами; и на самом верху — мансарда. Там и спал Натаниэль, под белеными стропилами покатой крыши.

Каждое утро на рассвете его будил гомон голубей. В потолке было небольшое окно. Если взобраться на стул, через это оконце можно было полюбоваться на Лондон, укутанный серой дымкой дождя. Дом стоял на холме, и оттуда открывался хороший обзор. В погожие дни Натаниэль мог разглядеть даже радиомачту Хрустального дворца, находящегося на другом конце города.

В комнате у Натаниэля стоял дешёвый платяной шкаф из клееной фанеры, небольшой комод, стол, стул и книжная полка. Каждую неделю миссис Андервуд ставила в вазу на столе свежие цветы из сада.

С самого первого, злосчастного дня жена волшебника взяла Натаниэля под своё крылышко. Она хорошо относилась к мальчику и была добра к нему. Дома, без посторонних, она часто обращалась к нему по имени, невзирая на неприкрытое неудовольствие мужа.

— Нам вообще не полагается знать имя этого отродья, — говорил ей мистер Андервуд. — Это запрещено! Со временем, когда ему исполнится двенадцать, он получит новое имя, и уже под этим новым именем его и будут знать как волшебника и как члена общества — до конца жизни. А сейчас это глубоко неверно…

— Да кто узнает? — возражала Марта. — Никто. А бедного мальчика это утешает.

Она была единственным человеком, звавшим его по имени. Приходящие репетиторы называли его Андервудом, по фамилии наставника. А сам наставник обращался к нему просто — «мальчик».

Натаниэль отвечал на привязанность миссис Андервуд беззаветной преданностью, ловил каждое её слово и беспрекословно слушался.

Когда подошла к концу первая неделя пребывания Натаниэля в доме Андервудов, миссис Андервуд поднялась к нему в мансарду с подарком.

— Это тебе, — сказала миссис Андервуд. — Она старая и немного печальная, но мне показалось, что тебе она придётся по душе.

Это была картина: лодки в небольшой бухточке, а вокруг — низкие берега, затопляемые во время прилива. Краски так потемнели от времени, что трудно было разглядеть детали, но Натаниэль сразу полюбил эту картину. Он смотрел, как миссис Андервуд вешает её над его письменным столом.

— Ты будешь волшебником, Натаниэль, — сказала миссис Андервуд, — а это — высочайшая честь, какая только может выпасть человеку. И твои родители пошли на величайшую жертву, предоставив тебе возможность пойти по этой благородной стезе. Не надо, милый, не плачь. Теперь ты должен быть сильным, стараться изо всех сил и хорошо учить уроки. Иди-ка сюда, к окну. Встань на стульчик. А теперь глянь во-он туда. Видишь маленькую башенку там, вдалеке?