Кукловод - Домовец Александр Страница 12

Правда, один из чекистов задал бестактный вопрос: всё это, мол, хорошо, но что делать, если начнут пытать? Снимать блокировку или нет? И как велит поступить китайская народная мудрость, если жить хочется? Ответ инструктора был по-восточному уклончивым: всё зависит от стойкости каждого…

Шло время, отношения между Советским Союзом и Китаем охладели, потом накалились, и дело кончилось большой стрельбой и кровью на острове Даманский. Спецслужбы стран, ещё недавно считавшихся братскими, стали работать друг против друга, причём в этой борьбе, как ни парадоксально, обеим сторонам очень пригодились навыки и знания, друг от друга же взятые. Некоторые китайские методики и приёмы прочно вошли в арсенал КГБ, преподавались будущим чекистам в закрытых вузах, так что кадровый разведчик Бунеев ими владел, и теперь использовал при встречах с Лозовским. Вот вопрос: на всякий случай или подозревал, с кем имеет дело?

Вадим Натанович не был Вольфом Мессингом. Мессинг по сравнению с ним не тянул даже на приготовишку. Взломать барьер в сознании Бунеева не составляло труда, но это неминуемо обернулось бы психологическим шоком и скандалом, так что пришлось отступить. Потом стало и вовсе не до этого – маразматик Мельников распорядился, чтобы Лозовский покинул страну.

Ах, как Вадим Натанович жаждал встретиться с президентом наедине хотя бы на пять минут! Сколько усилий он предпринял, чтобы напоследок организовать эту встречу! Но шеф управления президентской безопасности Немиров наглухо перекрыл все подходы к Мельникову. Сам он Лозовского тоже не принял, однако через помощника рекомендовал катиться как можно дальше и быстрее, а то, чем чёрт не шутит, всякое может случиться…

Пришлось на время перебраться в Швейцарию и предвыборной кампанией дирижировать оттуда. Как и ожидалось, Бунеев победил в первом туре, с большим отрывом от «вождя краснокожих», не говоря уже о других претендентах. Но когда Лозовский вернулся в Москву и рассчитывал попасть в Кремль на гребне оказанных услуг, всё вышло не так просто. Президент отказался его принять. Все попытки добиться встречи с Бунеевым были безуспешными. Прошло несколько недель, прежде чем Лозовский осознал простую вещь: президент его кинул. Использовал, как изделие из латекса, и кинул. Если бы дело не касалось его лично, Лозовский аплодировал бы этой комбинации в духе отцов-иезуитов. Но теперь он впал в нехарактерное для него бешенство и дал ряд интервью на грани фола. Он заявила, что Бунеева президентом сделал именно он, Лозовский, его деньги, его пресса, его пиарщики. Но сейчас крёстный отец новой российской власти жалеет о своих усилиях – первые же сто дней президента показали, что он страшно далёк от идеалов демократии и что чекиста могила исправит.

Интервью Лозовского зафиксировали, где надо. Через короткое время ему передали непротокольную реплику президента: «Будет болтать – сядет. Будет много болтать – надолго сядет». Но Лозовский уже закусил удила и не мог остановиться. Тогда Генеральная прокуратура возбудила несколько уголовных дел по крупнейшим фирмам империи Лозовского, причём самым лёгким пунктом обвинения была злостная неуплата налогов. За допросами в прокуратуре, за подпиской о невыезде, Вадим Натанович ощущал железную хватку Бунеева. И обратиться-то было не к кому: президент шаг за шагом неумолимо чистил аппарат и структуры от сотрудников Мельникова. Всех старых связей хватило на то, что Лозовского предупредили о подготовке ордера на его арест – да и то позвонили ночью из телефона-автомата, через носовой платок.

Получив это сообщение, Вадим Натанович наконец признал Бунеева достойным противником, и, стыдно сказать, ударился в панику чуть ли не впервые в жизни. Садиться, даже на самый короткий срок, в его планы никак не входило. Он бросил всё, плюнул на подписку и снова рванул в Швейцарию. Пресса ломала перья, пытаясь выяснить, каким образом это ему удалось. Не путём ли подкупа таможенников и пограничников? «Как иначе объяснить, что Лозовский, чьё имя и лицо до тошноты известны в России каждому, смог беспрепятственно покинуть страну, будучи под следствием и подпиской о невыезде?» – бился в истерике «Москвич-комсомолец». А ведь погранцы и таможенники действительно были ни при чём. Глядя на Лозовского, они пребывали в полной уверенности, что оформляют вылет в Швейцарию некоего гражданина Чернокозова… Лозовский элементарно отвёл им глаза. Такие вещи он делал редко и неохотно, стремясь оставаться в рамках естественного. Но теперь выхода не было.

Исчезнув таким образом из России, Лозовский некоторое время провёл в Швейцарии, а потом осел на собственной вилле в Ницце. Российские власти потребовали у французских властей выдачи бизнесмена, впрочем, без особой надежды на успех: прямого договора об экстрадиции с Францией не было, к тому же французы – классические крючкотворы во всём, что касается юриспруденции. Лозовский мог перевести дух.

Шли недели, складываясь в месяцы. Лозовский пристально, внимательнейшим образом, отслеживал ситуацию в России. Иногда его разбирал истерический смех: и этого негодяя он собственными руками сделал президентом? Медленно, тяжко, Бунеев реформировал законодательство, снижал налоги, восстанавливал согласие в обществе, укреплял экономику. Буквально по миллиметру он оттаскивал страну от пропасти, над которой она повисла в итоге десятилетнего правления Мельникова. При этом Бунеев не был ни мудрецом, ни праведником. Он хитрил с оппонентами, заигрывал с левыми в парламенте, нередко ошибался, а порой действовал так, что пресса начинала дружно вспоминать его гэбэшное прошлое. Но в одном Бунеев не знал компромисса: до мозга костей государственник, он торил дорогу к силе и процветанию страны. Точка.

Целью Лозовского была иная Россия: нищая, голодная, вечно пьяная, грозящая миру костлявым кулаком, в котором зажата ракета с ядерной боеголовкой. Только в такой России было место для Лозовского и его планов. Но пока страной правил Бунеев, Лозовскому суждено было оставаться не у дел. Компромисс исключался. Поэтому бизнесмен объявил президенту войну не на жизнь, а на смерть, и полагал, что президент об этом догадывается. Ну что ж, посмотрим… Настало время переходить к активным действиям.

Лозовский встал, отряхнул песок с длинных купальных трусов и неторопливо пошёл к дому. Следом за ним двинулись охранники. Если бы не пистолеты у них под мышками, картина была бы исключительно мирной: солнце, море, пляж, деревья, дом красивый, олигарх на отдыхе… Но идиллия была обманчивой. Лозовский работал, как вол. Ежедневно он встречался со многими людьми, делал сотни звонков, принимал финансовые отчёты по своим предприятиям. И не только это.

Вадим Натанович принял душ, побрился, надел светлые брюки и рубашку поло с короткими рукавами. Завершив утреннюю программу лёгким завтраком, он покинул столовую, чтобы подняться на второй этаж в свой рабочий кабинет. На месте уже был секретарь – тридцатилетний парень с университетским образованием, великолепно владевший компьютером и тремя европейскими языками. Почтительно склонив голову, он пожал протянутую руку шефа.

– Что у нас там сегодня, Андрей? – спросил Вадим Натанович, садясь в кресло.

Секретарь доложил расклад на день.

– Безухов подъехал?

– Да, только что.

– Зови.

Андрей вышел. В ожидании посетителя Лозовский прокручивал в голове фрагменты его досье.

Безухов Анатолий Павлович, сорок пять лет от роду. Образование высшее, военно-политическое. Преподавал марксизм-ленинизм в пожарном училище. На излёте перестройки порвал с коммунизмом, проклял Маркса и Ленина, после чего был избран в первый российский парламент. Профессиональный демократ. По отношению к себе очень серьёзен. Рассчитывал на лидерство в новой праволиберальной партии; заветный портфель так и не получил, поэтому из партии вышел, обозвав напоследок бывших коллег кремлёвскими провокаторами. Тут же объявил себя единственным законным наследником русского либерализма и дал интервью о намерении создать собственную партию. Был замечен Лозовским, в чьи планы этот человек с его амбициями хорошо вписывался. Они трижды встречались в России и в Париже, почти обо всём договорились, и сегодняшний разговор должен был стать решающим.