Маргит Сандему - Женщина с берега Страница 12

— А Варгабю?

— Священники пытались железной рукой насадить среди жителей христианство. И когда им это не удалось, они сожгли несколько домов на «языческом костре», так что жителям пришлось их отстраивать заново. Покинув непокорную деревню, носители новой веры отправились дальше по горным дорогам Херьедалена.

Все молчали.

— И там по-прежнему живут люди? — спросил Дидерик.

— Да, живут. Некоторые из них раз в год появляются в церкви. Они сторонятся людей и молча возвращаются в свои заповедные селенья.

— Но… ты еще не сказал нам: какая же опасность подстерегает путников в этом лесу? Посмотрев на них, крестьянин сказал:

— Разве вы сами не поняли? Там по-прежнему обитают девственницы из Варгабю. Жители деревни спокойно ходят по лесу, не встречая никаких привидений. Но если в лес войдет кто-то чужой… Они приведут его по скрытой от глаз тропинке прямо в Варгабю.

— Почему же? — с оттенком презрения спросил Дидерик.

— Потому что девственницы по-прежнему ищут Врета Йоара Ионссона, а также его сына. Но прежде всего — Йоара. Разве могут духи знать, что человек этот умер несколько столетий назад? Они продолжают искать его. Они преисполнены жаждой мести. Особенно жестока Майт, а также ее сестры. Да и остальные девушки, принесенные в жертву, тоже никак не могут обрести покой. Больше об этом говорить не стоит.

— Но ведь они же не могут убивать живого человека?

— Нет, они не убивают людей, они только сводят их с ума, так что те уже не могут выбраться из леса.

— И такие случаи уже были? Кто-нибудь пропадал в лесу?

— Не знаю. Все это только предание. Но мы, во всяком случае, туда не ходим.

Вздохнув, господин Натан сказал:

— Должен сказать, это очень уж подробное и прозаическое предание. Откуда могут быть известны все эти детали? В особенности, если человек там никогда не бывал. Или если никто не возвращался оттуда живым.

— Да, — раздраженно ответил крестьянин. — Следует исходить из того, что на протяжении столетий предание это обрастало всякими подробностями.

— Наверняка, — кисло заметил Дидерик. — Ну, что, мои попутчики? Вы очень напуганы тем, что услышали?

— Лично я — нет, — сказал священник. — Со мною мой Бог.

— А ты, Хавгрим? Что молчишь? Молодой человек покачал головой.

— Прекрасно, — сказал Дидерик Сверд. — Спасибо за приятную беседу, дорогой селянин! Ты отменный рассказчик! Но мы не станем возвращаться назад в Моору. Рано утром мы отправимся напрямик в Херьедален.

Крестьянин вздохнул.

— Я понимаю, что не могу удерживать вас. Ладно, наша пастушка покажет вам дорогу на первом отрезке пути. Никто не знает лес лучше нее, и она никогда не бывала заколдованной. Мать, приведи-ка ее!

— Пастушка? Маленькая девочка? — с восторгом произнес Дидерик. — Хорошее общество для полного жизненных сил мужчины!

Крестьянин ничего на это не ответил, ожидая, когда жена приведет пастушку.

И когда Дидерик Сверд увидел ее, у него отвисла челюсть. Это было вовсе не то, что требовалось мужчине его калибра! Ей было уже под шестьдесят. Костлявая, морщинистая, изможденная постоянными заботами о скотине в кишащих дикими зверями лесах.

— Это Барбро, — сказал крестьянин. — Я понимаю, что вы ожидали увидеть молоденькую пастушку, но Барбро всю жизнь звали пастушкой, потому что она выросла без родителей и так и осталась одинокой с тех самых пор, как поселилась во дворе у моего отца. Ты уверена в том, что можешь провести этих господ на безопасном расстоянии мимо Варгабю, чтобы они дальше пошли напрямик к Лилльхердалу и Свегу, Барбро?

— Конечно, — кивнула старуха и залопотала что-то на непонятном им языке.

— Нет, постой, — сказал Дидерик, вставая во весь свой рост. — Нам нужен проводник, которого бы мы понимали!

— Извините, господа, — спохватилась Барбро. — В молодости я целый год служила у сестры помещика, когда она вышла замуж и переехала в Гагнеф. И я до сих пор помню их язык, такой странный…

Этот язык был странным для нее, но понятным для них. Конечно, она говорила не на чистом шведском языке, но они ее вполне понимали.

— Ну, ладно, — согласился Дидерик, хотя в голосе его чувствовалось презрительное превосходство. — Нам остается теперь пожелать всем спокойной ночи и идти спать. Я мог бы, конечно, предложить кому-то из служанок нагреть мне постель, но сейчас я что-то устал. На рассвете мы тронемся в путь.

Крестьянин кивнул. Он проводил взглядом приезжих, когда они встали и вместе с Дидериком направились на ночлег в другой дом, находящийся в усадьбе. Когда они проходили мимо крестьянина, он посмотрел в глаза третьему. Взгляд незнакомца был преисполнен симпатии и внимания. Этот человек очень хорошо понимал, у кого из присутствующих были возвышенные помыслы и человеколюбивый склад характера.

Крестьянин был ему благодарен за это».

В коридоре, возле комнаты Андре, шумели вновь прибывшие. Отложив рукопись и закрыв глаза, он ждал, пока все успокоится и затихнет.

Луна освещала комнату холодным сиянием. Андре встал и задернул шторы.

Через полчаса все снова стало тихо, и он продолжал чтение.

4

«Маленькая Кайса выгнала животных на пастбище, уселась на склоне холма и стала смотреть за ними. Коровы всегда паслись поблизости, но с овцами было много хлопот, им хотелось уйти подальше. Но теперь все они лежали и пережевывали жвачку. Это был для нее час долгожданного покоя.

Рядом с ней лежала палка, чтобы отпугивать диких зверей, а также рожок, в который она могла дуть в случае опасности. Она вся была пропитана страхом с тех пор, как ее в первый раз послали одну на пастбище. Тогда ей было семь лет. Теперь ей было восемнадцать, хотя она этого не знала точно, поскольку в Варгабю не очень-то следили за ходом времени. Дни и годы протекали в непрерывном труде, да и кто будет вести счет дням, когда нужно прежде всего прогнать со двора голод, холод и нужду?

Взгляд у нее был мечтательным, особенно это стало заметно в последнее время.

Многие усадьбы стояли пустыми уже пять лет, после эпидемии чумы. Впрочем, вряд ли это была чума, скорее всего это была какая-то инфекционная болезнь, унесшая более половины населения деревни. Дом Нильса Эрса готов был развалиться, теперь на этом месте бродили козы. В хлеву Олы Бранта поселились совы, страшно кричавшие по ночам.

В деревне не оставалось ни одного молодого парня.

Сначала Кайса не понимала причины своей тоски, которая становилась все сильнее и сильнее, разрывая ее на части. В таких случаях она стояла над обрывом и смотрела вниз, где протекала река. «Возьми меня с собой, — без слов умоляла она. — Унеси меня к тому, что маячит вдалеке и манит к себе…»