Раскол во времени - Келли Армстронг Страница 12

Когда я вхожу в дверь, первое, что я замечаю, это бесконечная чернота. Полосы того, что я думаю называется крепом, легкой, волнистой ткани, обвиваются вокруг колонн и дверных проемов, покрывают почти каждую поверхность, которую можно покрыть.

Слева от себя я нахожу то, что должно быть демонстрационным залом, с маленькими гробами, которые, как я сначала с ужасом думаю, предназначены для младенцев. Эй, уровень детской смертности в этот период просто ошеломляет. Потом я понимаю, что это образцы. Миниатюрные гробы. Или гробики. Или как они там называются. Есть и образцы надгробий, тоже в миниатюре. Когда я вижу альбом с фотографиями, я ожидаю траурных фотографий, этих жутких викторианских фотографий людей, позирующих с умершими родственниками. Вместо этого — образцы фотографий живых людей с памятными датами.

Оглядевшись вокруг, я не вижу ничего отвратительного, что у меня ассоциируется с викторианцами и смертью. Нет фотографий усобших близких. Никаких кукол, сделанных по подобию мертвого ребенка. Ничего мрачнее украшений для волос.

Впереди находится гостиная. Она выглядит как официальная гостиная, хотя цвета здесь гораздо более приглушенные, чем в буйных комнатах наверху. Кроме мрачного оформления, нет никаких признаков того, что это не просто гостиная с диваном, стульями и столами. Я подозреваю, что это сделано намеренно, чтобы любопытные прохожие видели только опрятный парадный салон. Тяжелые шторы обрамляют окно, выходящее на улицу. Газона нет. Это напоминает мне нью-йоркские дома, выходящие прямо на дорогу.

Я вытираю пыль и подметаю в приемной и демонстрационном зале. Они занимают больше половины площади. Здесь нет достаточно большой площади для проведения визитов и служб для близких. Я проверяю, вдруг там есть маленькая часовня или смотровая комната. Нет. Странно. Службы должны проводиться в другом месте.

Остается еще одна важная часть похоронного бюро: комната для подготовки. Я нахожу запертую дверь в задней части, которая, как я предполагаю, является офисом. Но затем открывается еще одна закрытая дверь, открывая кабинет, который на удивление опрятен. Не так аккуратно, как мне хотелось бы, но больше, чем я ожидала от Грея: только одна стопка книг на полу и несколько разбросанных страниц на столе. Также книга, которая, кажется, упала с переполненной полки. Она лежит на полу раскрытая, страницы согнуты. У меня чешутся пальцы, чтобы поднять ее, но я слышу, как он огрызается, что он положил эту книгу именно сюда, именно так, и мне, черт возьми, лучше не трогать ее.

Я закрываю дверь кабинета и делаю мысленную пометку выяснить, есть ли что-нибудь, что я должна сделать в офисе, вытереть пыль или что-то подобное. Затем я отступаю, чтобы закончить уборку выставочного зала и приемной.

Когда я закончила, я знаю, что должна отправиться в постель. Еще час назад я была готова лечь в гроб, чтобы немного отдохнуть. Теперь моя работа наконец-то закончена, и мой мозг так быстро работает, что я не думаю, что смогу заснуть, даже если попытаюсь.

Эта запертая дверь должна быть комнатой подготовки. Там же хранятся тела, ожидающие погребения.

Будучи офицером полиции, я сидела — или стояла — на вскрытиях. Мои коллеги всегда подшучивают надо мной, что я такой увлекающийся человек, что не упускаю возможности проявить себя ни в чем, даже в проведении вскрытий. Правда в том, что я искренне заинтересована.

Я даже видела бальзамирование. Я брала интервью у гробовщика по одному делу, и он был по уши в трупах, так что я разговаривала с ним, пока он работал. Я подозреваю, что это нарушает какой-то профессиональный кодекс конфиденциальности, но когда я выразила желание посмотреть на процесс, он с удовольствием продемонстрировал. Он также позвонил на следующий день, чтобы пригласить меня на свидание. Я отказалась, но не без чувства вины. Я подозреваю, что если вы напишете в профиле знакомств «гробовщик», это не принесет вам много правых взглядов.

Что касается приготовлений, то я находила их захватывающими. Вся эта работа, чтобы дать людям последний взгляд на их любимого человека, а они все равно будут жаловаться, что тетя Агнес никогда не носила такие волосы. Это напоминает мне о Нэн, но странным образом мысли о мертвых помогают утихомирить тараторящий голос, который шепчет, что моя бабушка, вероятно, уже мертва, вероятно, лежит в таком месте.

А что, если так? Будет ли это чем-то отличаться от того, что я вернусь с пробежки в тот вечер и узнаю, что она умерла, пока меня не было? Я бы чувствовала себя ужасно, если бы не была там, но я также должна признать, что мы сказали то, что должно было быть сказано. Я просто эгоистично хотела больше времени. Если ее больше нет, то ее тело может находиться в таком месте, но ее дух — нет, и память о ней — нет.

Я дважды проверяю дверь. Да, все еще заперта. Я осматриваю комнату в поисках чего-нибудь, чем можно взломать замок. Удивительно, как много таких наборов «младшего полицейского» поставляется с инструментами и инструкциями по вскрытию замков, как будто взлом и проникновение — это часть работы.

Я возвращаюсь в кабинет Грея и легко открываю ящик, ища…

Раздается сильный стук в дальнюю дверь, похоже, из передней части дома. Я захлопываю ящик, вздрагивая от того, что все внутри загрохотало. Я поспешно выхожу из похоронного бюро в главный зал. Снова раздается стук стаккато, и я понимаю, что он доносится не от входной двери, а от задней.

Может ли горничная открывать заднюю дверь или даже должна? Я могу попасть в дерьмо в любом случае. Выбор, значит, за мной. Что означает, что выбора вообще нет. Поздним вечером стучат в заднюю дверь похоронного бюро. Конечно, я хочу знать, кто это.

Но я все равно должна изображать хитрую горничную, поэтому я ставлю ногу за дверь и приоткрываю ее на дюйм, держа в спрятанной руке нож для писем.

Я заглядываю в щель и вижу мужчину, который гораздо больше соответствует моему мысленному образу викторианского джентльмена… и, возможно, моим друзьям, любящим романтику, тоже. Он одет в то, что я хочу назвать фраком, под ним жилет и накрахмаленная белая рубашка. Широкий галстук с драгоценной булавкой завершает образ. Он примерно ровесник Грея, у него песочно-каштановые волосы, бакенбарды и аккуратные усы. Несмотря на то, что волосы на лице не в моем вкусе, он красив в той обычной манере, которую я считаю лучшим видом симпатичности. Ничего броского, просто очень приятен для глаз.

Только через мгновение я замечаю, что мужчина не один. Позади него стоит парень,