Гай Кей - Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца Страница 12

В своем раздражении этим человеком, самим собой, самим этим поручением, он чуть было не уткнулся головой, совершенно непозволительно для профессионала, прямо в задницу жрицы, которая стояла, спрятавшись за ближайшей к входу пальмой. Блэз не понял, находилась ли она здесь, чтобы охранять поэта или в качестве поклонницы его искусства. Некогда было исследовать подобные нюансы. Один звук из уст этой женщины мог их всех погубить.

К счастью, она как зачарованная смотрела на поющего неподалеку от них поэта. Блэз увидел Эврарда, сидящего на каменной скамье у ближнего края пруда в саду, спиной к ним, который беседовал сам с собой или с тихими водами, или с кем там принято беседовать поэтам.

Презрев учтивость, Блэз вскочил на ноги, схватил женщину сзади и зажал ей рот ладонью. Она втянула воздух, чтобы закричать, и он сильнее сжал ее горло и рот. Убивать им запрещено. И в любом случае он против ненужных смертей. Наученный убийцами Портеццы действовать без шума, Блэз держал сопротивляющуюся женщину, перекрыв ей доступ воздуха, пока не почувствовал, как она тяжело обмякла у него в руках. Он осторожно ослабил хватку, зная этот старый трюк. Но сейчас подвоха не было; жрица безвольно лежала в его объятиях. Она была крупной женщиной, с неожиданно юным лицом. Глядя на нее, Блэз усомнился, что она охраняла поэта. Интересно, как ей удалось выбраться за пределы обители жрецов; такие вещи могут когда-нибудь пригодиться. Только он не собирается слишком спешить с возвращением сюда.

Осторожно опустив жрицу на землю под пальмой, он дернул головой в сторону сада, приказывая Маффуру идти туда. Ирнан и Тульер бесшумно подошли и начали связывать женщину, прячась в тени.

Тебе принадлежит земная слава,о светлая Риан, пока смиренноМы, смертные, в тени твоей великойживем и сладкого алкаем утешенья в…

— Кто здесь? — не оборачиваясь крикнул Эврард Люссанский скорее с раздражением, чем с тревогой. — Все знают, что меня нельзя беспокоить во время работы.

— Мы в самом деле это знаем, ваша милость, — непринужденно произнес Маффур, подходя к поэту.

Блэз, пробираясь ближе под прикрытием кустов, поморщился, услышав этот титул, отдающий грубой лестью. Эврард имел на него не больше права, чем Маффур, но Маллин дал четкие инструкции самому красноречивому из своих коранов.

— Кто ты? — резко спросил Эврард, быстро повернулся и посмотрел на Маффура при лунном свете. Блэз придвинулся ближе, пригнувшись низко к земле, и попытался проскользнуть к скамейке с другой стороны. У него было собственное мнение по поводу того, что сейчас произойдет.

— Маффур из Бауда, ваша милость, с посланием от самого эна Маллина.

— Мне показалось, что я тебя узнал, — высокомерно заявил Эврард. — Как ты смеешь являться сюда вот так и мешать моим мыслям и моему искусству? — Ни слова о нарушении благочестия, или запретной территории, или об оскорблении богини, которую он только что славил, с иронией подумал Блэз, останавливаясь у маленькой статуи. — Мне нечего сказать твоему барону или его дурно воспитанной жене, и я не расположен выслушивать никакие банальные фразы, которые тебе поручено передать, — Эврард говорил тоном большого вельможи.

— Я проделал долгий и опасный путь, — миролюбиво сказал Маффур, — а послание Маллина де Бауда глубоко искреннее и очень короткое. Вы не окажете мне честь выслушать его, ваша милость?

— Честь? — переспросил Эврард Люссанский, раздраженно повысив голос. — Разве может кто-либо в этом замке претендовать на честь? Я оказал им милость, которой они не заслужили. Я подарил Маллину то чувство собственного достоинства, к которому он стремился, самим своим присутствием там, своим искусством. — Голос его стал угрожающе громким. — Он мне обязан своим положением в глазах Арбонны, всего мира. А за это, за это…

— За это без всяких на то причин, насколько я понимаю, он снова ищет твоего общества, — сказал Блэз и быстро шагнул вперед, он уже слышал более чем достаточно.

Когда Эврард оглянулся и посмотрел на него широко раскрытыми глазами, пытаясь встать, Блэз во второй раз за эту ночь пустил в ход рукоятку своего кинжала и с тщательно рассчитанной силой опустил ее на лысеющую макушку трубадура. Маффур быстро подхватил его в падении.

— Не могу даже выразить, — горячо произнес Блэз, когда Ирнан и Тульер присоединились к ним, — с каким удовольствием я это сделал.

Ирнан буркнул:

— Мы догадываемся. Почему ты так задержался?

Блэз улыбнулся всем троим:

— Что? И помешать великому мгновению Маффура? Я хотел услышать его речь.

— Я вам ее перескажу на обратном пути, — кисло пообещал Маффур. — Со всеми обращениями «ваша милость».

— Пощади, — коротко ответил Ирнан. Он нагнулся и без усилий взвалил на плечо тело маленького трубадура.

Все еще улыбаясь, Блэз на этот раз пошел вперед, не говоря ни слова, к южному концу сада, прочь от огней святилища и стен и куполов храмов, а затем, описав из осторожности круг, назад под покров леса. Если таковы кораны мелкого барона, думал он про себя, если они такие хладнокровные и ловкие — за одним-единственным ярким исключением, — то, когда они вернутся обратно, ему придется провести серьезную переоценку мужчин этой страны, несмотря на ее трубадуров и жонглеров и на то, что ими правит женщина.

Одно-единственное яркое исключение переживало самую скверную ночь в своей жизни, в этом не было ни малейшего сомнения.

Во-первых, слышались всякие звуки. Даже на опушке звуки ночного леса проникали в настороженные уши Люта, порождая волны паники, сменяющие друг друга бесконечной чередой.

Во-вторых, Ванн. Те есть не сам Ванн, а его отсутствие, так как второй коран, которому было поручено стоять на страже, все время самовольно покидал Люта, назначенного ему в напарники, и спускался по веревке, чтобы взглянуть на жреца и жрицу в лодке. Потом он ушел в лес послушать, не возвращаются ли их товарищи или не случилось ли чего другого, менее приятного. При каждой такой отлучке Лют оставался один на долгие минуты и вынужден был вести борьбу со звуками и неверными качающимися тенями на плато или на опушке леса, и некому было его подбодрить.

Правда в том, сказал себе Лют — и он поклялся бы в этом в любом храме богини, — что он вовсе не трус, хотя понимал, что все будут считать его трусом с этой ночи. Но он им не был: посадите его на утес над замком Бауд в грозу, и пусть воры убегают по склонам с овцами барона, и Лют яростно бросится в погоню, уверенно и ловко пробираясь между камней, и отлично будет орудовать луком или мечом, когда догонит бандитов. Он так и сделал, он сделал это прошлым летом вместе с Жирессом и Ирнаном. Он убил в ту ночь человека из лука в темноте, и именно он вывел двух остальных вниз по предательским склонам в безопасное место вместе с отарой.