Говард Уолдроп - Дикие карты Страница 12

— Соедините меня с начальниками штабов, — велел он.

— Майор Трумэн слушает.

— Майор, это другой Трумэн, ваш начальник. Будьте любезны, позовите генерала Острендера.

Пока звали генерала, он смотрел мимо стоявшего на подоконнике вентилятора (терпеть не мог кондиционеры) в гущу деревьев. Часы на стене показывали десять двадцать три утра по восточному поясному времени. Ну и денек. Ну и год. Ну и век.

— Генерал Острендер у телефона, сэр.

— Генерал, у нас очередные неприятности…

Пару недель спустя они получили письмо.

«Переведите двадцать миллионов долларов на счет № 43021 в бернском отделении банка „Креди Сюисс“ до 23.00 14 сентября или прощайтесь с одним крупным городом. Вам известно о нашем оружии: ваши люди занимаются его поисками. Чтобы помешать нам использовать его во второй раз, вам придется заплатить уже тридцать миллионов долларов. Мы гарантируем, что оружие не будет пущено в ход, если деньги будут перечислены вовремя и мы получим инструкции, кому и где передать оружие».

Откровенный Человек из Миссури поднял телефонную трубку.

— Объявите полную готовность, — велел он. — Созовите Кабинет, соберите объединенный комитет начальников штабов. Да, Острендер…

— Да, сэр!

— Свяжитесь-ка с тем парнишкой-летчиком, как бишь его?

— Вы о Джетбое, сэр? Он больше не находится на действительной службе, сэр.

— Черта с два! Еще как находится!

— Слушаюсь, сэр.

Было 14 часов 24 минуты 15 сентября 1946 года, когда непонятный объект впервые появился на экранах радаров. Спустя семь минут он все так же продолжал медленно двигаться по направлению к городу на высоте приблизительно шестьдесят тысяч футов. В 14.41 взвыли первые сирены воздушной тревоги, молчавшие с апреля сорок пятого, когда в Нью-Йорке в последний раз проводили учения по гражданской обороне. Через десять минут повсюду царила паника.

Кто-то в штабе гражданской обороны впопыхах рванул не те рубильники. Повсюду, кроме больниц, полицейских участков и пожарных депо, погасло электричество. Замерли поезда метро. Перестали работать светофоры. Отказала половина аварийного оборудования, которое не проверяли с конца войны.

Улицы были запружены людьми. Полицейские пытались прорваться сквозь толпы, чтобы упорядочить движение. На перекрестках то и дело вспыхивали потасовки, у выходов из метро и на лестницах небоскребов началась давка. На мостах образовались заторы.

Приказы руководства противоречили друг другу: «Направлять людей в бомбоубежища». «Нет, нет, эвакуировать всех с острова». Двое полицейских на одном перекрестке кричали взбудораженной толпе совершенно противоположные распоряжения. Вскоре всеобщее внимание приковал какой-то предмет на юго-восточном краю неба. Он был маленький и блестящий.

С земли открыли бестолково-беспорядочный зенитный огонь.

Но предмет все так же продолжал свой полет.

Когда заговорили орудия из Джерси, началась настоящая паника.

— Это действительно проще простого, — сказал доктор Тод. Он взглянул вниз, на Манхэттен, который расстилался перед ним, как открытая сокровищница, а затем повернулся к Филмору и показал длинное цилиндрическое устройство, похожее на помесь самодельной бомбы и замка с шифром. — Если со мной что-то случится, просто вставь этот запал в фиксатор. — Он показал на замотанный изолентой носик с отверстием в контейнере, сплошь покрытом странными письменами. — Поверни до пятисот, а потом дерни за эту ручку. — Он указал на задвижку бомбового люка. — Она полетит вниз под собственной тяжестью, а с прицелами я перемудрил. Нам здесь ювелирная точность не нужна. Только обязательно проверь, чтобы все были в костюмах и шлемах. В таком разреженном воздухе кровь у вас просто вскипит. А эти костюмы как раз и сохранят нормальное давление в те несколько секунд, что бомбовый люк будет открыт.

— Думаю, все пройдет гладко, босс.

— Я тоже так думаю. Сбрасываем бомбу на Нью-Йорк, летим к кораблю, выкидываем балласт, садимся и — вперед, в Европу! После Нью-Йорка они раскошелятся, как миленькие. Откуда им знать, что мы сбросили всю бомбу целиком? Семь миллионов покойников убедят их, что мы настроены серьезно.

— Только поглядите! — сказал Эд с места второго пилота. — Вон там, внизу. Зенитки!

— Какая у нас высота? — спросил доктор Тод.

— Точнехонько пятьдесят восемь тысяч футов, — отозвался Фред.

— Цель?

Эд вздохнул и сверился с картой.

— Шестнадцать миль прямо по курсу. Вы все верно рассчитали с воздушными течениями, доктор Тод.

Джетбоя отправили на аэродром под Вашингтоном и приказали ждать. Оттуда он мог долететь до большинства крупных городов Восточного побережья.

Он то спал, то читал, а в промежутках беседовал о войне с другими пилотами. Однако большинство из них были слишком зелеными и могли застать разве что самые последние бои. В основном это были пилоты реактивных самолетов, обучавшиеся на «П-59» «эйркомет» или на «П-80» «шутинг-стар». Лишь немногие из собравшихся в комнате отдыха летали на винтомоторных «П-51». Отношения между винтомоторщиками и реактивщиками были несколько натянутыми. Уже поговаривали, будто Трумэн в следующем году собирается сделать авиацию отдельным родом войск. Однако все они принадлежали к новому поколению, и Робин в свои девятнадцать казался себе седым ветераном.

— Сейчас работают над каким-то самолетом, — говорил один пилот, — который сможет преодолеть звуковой барьер. Этим занимается Белл.

— Один мой друг с Мьюрока[7] говорит, что скоро они пересядут на «летающие крылья». Уже разрабатывают реактивный вариант. Бомбардировщик, дальность тринадцать тысяч миль на скорости в пятьсот, команда из тринадцати человек, койки на семерых, может оставаться в воздухе до тридцати шести часов! — вступил в разговор другой.

— Кому-нибудь что-то известно об этой тревоге? — спросил совсем молоденький и очень нервный парнишка с нашивками второго лейтенанта. — Это русские что-то затеяли?

— Я слышал, что нас отправляют в Грецию, — высказался кто-то. — Говорят, там отличная анисовка — «узо» по-гречески. Надо будет напиться.

— Лучше готовься пить чешскую картофельную водку. Нам повезет, если доживем до Рождества.

Джетбой вдруг понял, что скучал по этой атмосфере добродушного подтрунивания куда больше, чем ему казалось.

Интерком с шипением ожил, завыла сирена. На часах было 14.25.

Роберт Томлин обнаружил, что было еще кое-что, по чему он скучал куда больше, чем по летчицким шуткам, — это были полеты. Разумеется, когда накануне он летел в Вашингтон, то был всего лишь обычный перелет.