Кристофер Сташеф - Маг-целитель Страница 12

Земля снова загудела, и прямо под ногами у старухи образовалась дыра, в которую она упала, словно камень.

Я смотрел в ту сторону как завороженный.

Баба-Яга кричала.

А я настолько остолбенел, что даже соображать перестал. Потом я подошел к дыре, наклонился над ней и велел старухе не скандалить и не паниковать, обещая, что вытащу ее. Но она вопила не переставая:

— Вождуху! Вождуху мне!

Я заглянул в яму и увидел футах в десяти внизу два огромных перепуганных глаза, пялящихся на меня из темноты.

— Жемля! Жемля на меня давит шо вшех шторон. Шпаши меня, чародеюшка! А я больше не штану тебя обижать! Ты только выпушти меня отшюдова! Жделай так, штоб жемля на меня не падала!

— Снова здорово! — усмехнулся я. Оказывается, я заточил под землю ведьму, страдающую клаустрофобией. Говорить в рифму — кажется, уже начало входить в привычку. И я ни с того ни с сего добавил: — Святая корова!

И тут же услышал кроткое мычание.

Я замер, боясь поднять глаза.

Но ведьма под землей так завывала от страха, что мне стало стыдно. Чувствуя себя в высшей степени виноватым, я поднял-таки глаза. И встретился взглядом с большими карими глазами тощей-претощей коровенки с горбиком на спине. Передо мной стояла брахманская корова.

Совпадение. Чистой воды совпадение. Наверное, просто я оказался ближе к Индии, чем предполагал.

Убедившись, что корова ничего дурного не замышляет, я обернулся к яме.

— Спокойствие! — крикнул я. — Мы тебя вытащим оттуда!

— Поторопишь! — взвыла ведьма. — Пока мой повелитель не пошпешил жабрать мою душу!

Я снова впал в ступор. Потом сказал:

— Забирать душу не позволено. Пока тот, о ком речь, жив.

— Ага, а долго ли помереть-то! Повелителю — ему ж немного надо. Обрушитшя штеночка — вот и нетути Ягушеньки! Жаберет меня, и поминай как жвали!

— Он? — нахмурился я. — Ты говоришь о дьяволе?

— Не проижноши его имя! — взвизгнула ведьма. — А не то ушлышишь, как его кожиштые крылышки шелештят!

Я собрался было возразить, сказать, что это всего-навсего суеверие, предрассудок. Но тут я вспомнил про корову и решил, что больше не желаю никаких совпадений.

— Послушай! — крикнул я. — Если ты, по своему разумению, прожила добропорядочную жизнь, то тебе нечего бояться!

— Ешть чего, ешть чего! — ныла ведьма. — Я была такая жлая, плохая. Я продала свою душеньку, чтобы получить влашть над другими!

— Душу продала? — ошарашенно переспросил я. — Да на кой же че... ляд тебе понадобилось совершать такую глупость?

— А я была штрашненькая, и махонькая, и нешмышленая, и вше надо мной потешалишя. «Яга, — говорили, — ты такая штрашная, тобой даже швинья побрежгует!» Или так: «Яга, што это ты жделала? Никуда не годитшя! Не выйдет из тебя толку». А то ишшо: «Яга, даже я тебя не люблю, я, мать твоя!» Или: «Жамолчи, Яга, не пой, у тебя голош, как у вороны!» Терпела я, горемышная, терпела, а потом вожненавидела вшех шамой лютой ненавиштью. Я поклялашь, што придет мой час и я вшех их жаштавлю штрадать и проклинать тот день, когда они шмеялишь надо мной! Я не жнала, где вжять такую влашть, пока во шне мне не явился мой повелитель!

Я не верил тому, что слышал. Да тут не просто параноид с комплексом неполноценности во всей красе, дело дошло до галлюционаторного бреда! Она на самом деле убедила себя в том, что продала свою душу! И вдруг я понял, как получилось, что она закопалась под землю, услышав мой стишок. Все совпало с ее бредовой системой. Подсознание ответило на стихи убежденностью в том, что они заклинание и что это заклинание его (подсознание) покорило. Раз я отказался подписать контракт с дьяволом, значит, за мной, вероятно, стоят светлые силы. А эти силы всегда побеждают — по крайней мере в средние века в это верили. Вот ведьма и убедила себя, что мое заклинание способно возобладать надо всем, что ей мнилось прежде.

«Продать душу» — это, безусловно, была всего лишь метафора, обозначавшая служение Злу. Видимо, бабке удалось пролезть на мелкую чиновничью должность, выслуживаясь и пресмыкаясь перед вельможами. А вбила себе в голову, что проклята.

И я не мог позволить ей умереть в такой вот агонии, невзирая на все то, чем она мне грозила.

— Послушай, — сказал я старухе, — даже если ты продала свою душу, ты можешь получить ее обратно. Тебе нужно только покаяться, попросить у Бога прощения и больше не грешить.

— А ешли я оштанушь жива? — последовал ответ из-под земли. — Ешли покаюшь, а оштанушь жива? Кем я штану тогда? Шамой нижкой иж вшех нижких! Вше, кого я унижала, штанут шпынять меня. Повелитель пошлет швоих гончов, штоб они побыштрее отправили меня на тот швет, а жить мне и вовше немного осталошь. Мне ведь, мил человек, жа што перевалило!

Снова бред. На вид ей было никак не больше шестидесяти. Правда, в средние века люди старились быстрее, так что ей запросто могло быть всего сорок.

— Послушай, — предпринял я новую попытку. — Вряд ли все так уж ненавидели тебя только из-за маленького роста и уродливой внешности.

— А вот и ненавидели! Вшем только и надо, штоб был кто-то поменьше и похуже, чем они! И ш чего бы это им не прежирать меня, а?

— Они бы не презирали тебя, если бы в глубине души ты была хорошей, доброй, — сказал я. — Конечно, другие вели себя жестоко с тобой, но если бы они знали, что ты хорошая, что ты страдаешь от их издевательств и грубости, они бы все-таки пожалели и полюбили тебя.

В яме молчали. Потом ведьма почти застенчиво спросила:

— Ты правда, што ли, так думаешь?

Что тут скажешь? На самом деле, конечно, я так не думал. Я мог только догадываться, что она была груба и безжалостна абсолютно с каждым встречным, а люди такое быстро не прощают. И я сменил тему.

— Это, конечно, не делается за один день. Сначала тебе придется заработать прощение. Заработать, доказывая, что ты изменилась. Доказывать это тебе придется долгие годы. Сначала тебя, конечно, будут наказывать за прежние обиды, но ведь ты это заработала, верно?

— То шейчаш, — прошамкала старуха обиженно. — А когда девчонка была нешмышленая, тогда ражве жаработала? Што ж они-то вше тогда не добренькие были, а?

— Это все в прошлом, — напомнил я. — А сейчас какого наказания ты заслуживаешь?

Наступила долгая пауза. Потом из ямы послышались сдавленные рыдания.

— Я была такая жлая! — рыдала старуха. — Я жашлужила шмерть, медленную и мучительную! О-о-о! О, ешли бы вше жделали мне то, што я жделала им!

Кровь стыла у меня в жилах. Сколь же грешна, наверное, была эта дамочка!

— Может, они так на тебя злы, что убили бы тебя на месте.

— Тогда — проклятие мне! — взвыла старуха.

— Нет — если ты покаешься. — Тут я вспомнил Данте. — Конечно, тебе придется долгое время пробыть в Чистилище, но ты хотя бы в Ад не попадешь. И потом, чем сильнее ты пострадаешь перед смертью, тем меньше времени тебе придется провести в Чистилище.