Елизавета Шумская - Соло для демона Страница 12

И вот на сцене в круге почти белого света появилась фигура певца. Стройный юноша с небрежно уложенными черными волосами стоял напряженно, будто скованный тысячами внутренних цепей, сгорбившись и пряча лицо от жадных взглядов. Он обхватил локти руками, словно удерживая себя или что-то в себе. Музыка дрожала напряжением, и зал послушно замер, ожидая п предчувствуя.

Молодой человек в круге света медленно поднял голову, открывая зрителям совсем юное лицо с резкими чертами и больными черными глазами. Скрипка взвизгнула струнами, и словно сорвалась с цепи мелодия. Она взвилась под потолок и оттуда ринулась вниз, накрывая зал бешеным ритмом и рвущей душу болью. И в этот же миг юноша запел. Джейко никогда такого не слышал. Обычно музыка была лишь фоном для голоса. Здесь же в диком варварском танце они сплетались воедино.

И этот сумасшедшей силы голос не терялся за бушующим океаном звуков. И даже слов уже не требовалось. Все было понятно и так – и тоска, и страсть, и отчаяние, и желания, и жажда свободы, и вновь и вновь эта лишающая рассудка боль. Юноша пел о том, как много внутри чувств, о том, как от них рвется на куски сердце и как все, что вокруг, и даже в себе, сковывает. Пел о непонимании и запретах. Пел о том, что сам себя не знает, не понимает и боится. О том, что можно бороться со всеми демонами при свете дня, даже желать быть хорошим и полезным, верить в правильность морали и важность добра, а вот ночью… ночью бал правят пороки, темные стороны и просыпается чудовище. Темный демон, которому плевать на все, кроме своих извращенных желаний, и который является частью своей же души, и сопротивляться ему уже нет сил. Долго ли он продержится?

Он все пел и пел, а за спиной на еще пока задвинутом занавесе вырастали две тени. Одна – изящная с гибкими линиями и грациозными движениями. Вторая же – уродливая и совсем не человеческая. Она кривлялась, дергалась, становилась все больше и ужаснее. И вот уже зал замирал, зная, что будет беда и ничто не в силах ее остановить.

О ней же говорила и ария.

Она закончилась, оборвалась в один миг. Погасли все огни, и пропал из виду самый талантливый из певцов, которых этот город когда-либо слышал. И в следующее мгновение неожиданная тишина взорвалась шквалом аплодисментов. Люди, все еще находясь под властью этого голоса, кричали «браво!» и не в силах были остановиться. Джейко и сам отбивал руки в овациях, пораженный до глубины души. Внутри до сих пор все дрожало от пережитого. Музыка и этот голос за несколько минут взорвали выстраиваемую долгие годы крепость самообладания. И все сильные эмоции, так свойственные магу, рвались наружу.

Но вот занавес отъехал в сторону, открывая сцену с декорациями и другими участниками, и спектакль покатился дальше.

Оставалось только поражаться умению режиссера и артистов держать зал в напряжении. Никогда еще эти зрители не реагировали так остро на происходящее на сцене. Это действительно была совершенно необычная опера. Слишком громкая музыка, слишком много массовых сцен, да и магия от специальных эффектов рассыпалась вокруг. Но не это главное. А главное – как они играли! О, как они играли!!! Артисты выкладывались полностью, сами пребывая во власти этого шедевра из музыки и слов, танцев и режиссерского мастерства. И зал платил им за игру своими самыми искренними чувствами: он хохотал, когда один из героев пьесы потешался над врагами. Он влюбленно замирал, когда пела красавица-героиня. Зал с ума сходил от ненависти, когда убили одного из друзей главного героя. И плакал от горя по той же причине.

Эмоции людей – и зрителей, и исполнителей – были столь яркими, что казалось, их можно было пощупать, ощутить на вкус.

И конечно, душу сотрясало более всего, когда на сцене появлялся Алиера Лакост.

Его герой – юный маг – вновь и вновь оказывался один на один с терзающим изнутри демоном. Тот, словно темный зверь, выползал в ярости глаз, голосе и музыке, льющейся вокруг. И тогда в осанке появлялась гордость, в складке уст – надменность, а в слова вкладывалось искушение. Он звал, манил, соблазнял. И этому зову невозможно было противиться.

И в следующий миг вновь появлялся сутулящийся мальчик, отчаянно желающий быть рядом с любимой девушкой, нести добро и быть достойным. Голос становился чище, пропадали мурлыкающие хрипловатые интонации и действительно верилось в лучшее.

И снова являлся демон, и вновь и вновь он заставлял героя творить страшные вещи. Действительно страшные. Темная суть юного мага жаждала не наслаждений плоти или силы, она жаждала причинять боль. И с помощью демона легко получала такую возможность. Слова из презрительно кривящихся губ били по самым больным местам самых дорогих людей. Действия доводили до смертей и предательств. А демон все смеялся. Хохотал, даря своему владельцу ощущение всемогущества и упоения собственной жестокостью, чужой болью и своим превосходством. Он на самом деле наслаждался этим. Чтобы потом сгорать от стыда и ненависти к самому себе. И это демону тоже нравилось.

И конечно же была страсть. Никогда еще, никогда Джейко не испытывал этого чувства только лишь благодаря музыке. Это действительно была невероятно чувственная вещь. Чувственность звучала постоянно, словно была фоном для всего остального. В любовных сценах и в драках, в рассуждениях и мучениях, в насмешках и танцах, она была везде.

«Нет искусства порочней музыки, – думал Тацу, слушая, как демон призывает мага отступить от своих принципов. Он так описывал наслаждение, что никто бы не смог устоять. И тут же ситуация менялась – вокруг были люди, и завязывалась драка. И даже в ней – в противостоянии и сумасшедших выпадах поединка – была страсть… – И нет его же прекрасней».

Джейко поймал себя на том, что сжимает пальцами бархатную обивку края балкона. С трудом сглотнул и скосил глаза на спутников. Губы Моранны были приоткрыты, а дыхание сбилось. Зеленые очи Скии расширились, и в них дрожало пламя. Даже Логан был другим. Не совсем понятно в чем, но словно кто-то сдернул с его лица извечную маску сдержанности и ответственности. Даже в драках, их яростных сумасшедших тренировках на пределе возможностей, с минимальной страховкой, он всегда оставался холодно-собранным. Даже во время празднований и попоек он умел держать себя в руках. И его демонические корни проявлялись только в этом умении оставаться спокойным, что бы ни случилось. И вот сейчас… будто нет этой маски. Странный блеск в глазах, сжатые губы, напряженная поза и даже стиснутая в кулак рука. И… столько же чувств на лице. Непонятно каких, но сильных, а только такие свойственны эллуям. И в лице отражалась сейчас вся суть этого существа, заключенная только в одном слове – опасность. Логан Вэрл был опасен, как хищник на своей территории. И это так завораживало…