Александр Розов - Депортация (мини-роман – трансутопия) Страница 12

— Выходит, эти бассейны появились из-за китайских иммигрантов?

— Выходит, так.

— То есть, — резюмировал Секар, — они требовали что-то для себя, и это конструктивно?

— Йо!

— Понял. Теперь давай я расскажу по-своему, а ты поправишь.

— Валяй, — согласилась она, отхлебывая саке.

7. Порядок — для человека, а не человек — для порядка

Репортер последовал ее примеру, после чего выдал:

— Приходит сын с митинга коммунистов. Отец спрашивает: чего они хотят? Сын отвечает: чтоб не было богатых. Отец удивился: а почему они не хотят, чтоб не было бедных?

— Ну… — задумчиво протянула Джелла, — Да, вроде того. Идефикс о порядке ради порядка.

— Этого я уже не понял, — признался он.

— Это элементарно, Малик! Взять те же школьные бассейны. Комитет «Наша семья» потребовал не пускать туда на переменах. Подросткам не охота возиться с мокрыми тряпками и многие купаются голыми. Комитет утверждал, что это аморально, а права человека должны быть ограничены справедливыми требованиями морали. Суд ответил, что если и есть такое требование морали, то оно несправедливо.

— А как определили справедливо или нет?

— Суд взял тезис Платона: справедливость — это такой порядок, при котором каждый человек в полной мере реализует данные ему от природы способности.

— Порядок — для человека, а не человек — для порядка? — уточнил Секар.

Джелла хлопнула в ладоши в знак одобрения.

— Йо! Любая другая трактовка противоречила бы Хартии.

— Ясно, — кивнул Секар, — Еще вопрос. Ты ведь ведешь дело о халатности полиции?

— Да, и что?

— Я, конечно, понимаю, что до решения суда…

— Фигня, — перебила она, — свое личное мнение я могу сообщать прессе. Готов?

— Конечно. Я весь внимание.

— Значит, так. В идеале беспорядки должны пресекаться мгновенно, но идеал — это более дорогое удовольствие, чем фонды полиции. Полиция должна устранять обычные угрозы для граждан и сообщать о необычных фактах социальной напряженности. Она сообщала о риске беспорядков вокруг «Детей троглодитов». Все могли принять меры, но этого не сделал никто. 7 объектов были разгромлены за 10 минут, а потом группа экстремального реагирования пресекла погромы. 10 минут для них нормативное время по контракту.

— Но на площади Ганди, где шел митинг против «Детей троглодитов» находились трое полицейских, — заметил репортер, — они обязаны были…

— Что обязаны? — перебила Джелла, — стрелять по толпе? А результат представляешь?

— Но «экстремалы» же открыли огонь сразу.

— На то они и экстремалы. Их учат, как и в кого стрелять при массовых беспорядках. Как ты думаешь, почему все обошлось минимальными жертвами?

Секар задумался на несколько секунд и спросил:

— Ты хочешь сказать, что если бы те трое полицейских открыли огонь…

— Была бы мясорубка, — снова перебила Джелла, — одна неприцельная очередь из автомата по плотной толпе это несколько убитых или тяжело раненых. А была бы не одна.

— То есть, полиция действовала правильно?

— Скажем так, удовлетворительно. Конечно, задним числом можно много чего придумать, но никто не ожидал, что эти психи решатся на погромы. Ведь во время «свиного бума» всем дали понять: тут не Европа, тут с фанатиками не церемонятся.

— А что будет с убытками? — спросил Секар.

— Вероятно, мы, взыщем с полиции стоимость поврежденного имущества. В конце концов, у них на это есть страховка. Но я буду против взыскания упущенной выгоды от потери клиентов. Скандалы действуют как реклама. Клубы уже увеличили свою клиентуру.

— Логика понятна, — сказал он, — и еще вопрос о депортации. Джелла, а по какому принципу были высланы именно эти 19 человек? Мировое общественное мнение считает, что имели место репрессии по идеологическим мотивам.

— Это чушь, бро. Они подстрекали против общественной безопасности и Хартии.

— Каким образом?

— Так, как это обычно делается. Например, пастор, который кричал в мегафон…

— Джереми Вудброк, — подсказал он.

— Да, Вудброк. На видеозаписи есть, как он призывает поджигать и громить. После этого был разбит стеклянный фасад кинотеатра, а внутрь брошены бутыли с бензином.

— Он утверждает, что просто читал из библии, — заметил Секар, — и я проверял, это — правда. Глава 7 книги Второзаконие: «поступите с ними так: жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканов их сожгите огнем».

Джелла презрительно фыркнула:

— Свинья грязи найдет. Хоть в библии, хоть в букваре. Суду плевать, откуда он читал.

— Но для кого-то библия — священная книга, в которой верно каждое слово.

— Эти их проблемы.

— Это их право, — возразил репортер, — свобода религии есть в Хартии.

— Свобода религии не означает свободу творить на улице все, что написано в какой-нибудь священной книге, — отрезала она, — чувствуешь разницу?

— Это относится к Вудброку, — сказал Секар, — но другие представители Всемирного совета церквей в уличных беспорядках не замечены. А правозащитники из Комитета-48…

— Понятно, — перебила Джелла, — сейчас…

Она наклонилась, вытащила из-под столика спортивную сумку и стала в ней рыться. Некоторое время мелькали разные предметы, как-то: теннисная ракетка, форменное кепи ВВС Меганезии, журнал «подводная охота», мобильный телефон, маска для дайвинга… Наконец в ее руках оказался электронный блокнот.

— Вот, нашла! И почему у меня вечно такой бардак?

— Говорят, беспорядок в сумочке — признак женственности, — ляпнул Секар.

— Да? Ну, тогда не обидно. Окей, начнем с Всемирного совета церквей. Они издали заявление «Вера и Право», где дословно говорится: «Так называемая Великая Хартия защищает право на грех, а грех не должен иметь защиты, с ним нужно бороться и искоренять его. Свидетельство веры требует дел. Общество должно быть очищено от таких законов, которые оправдывают безнравственность, отдавая веру и мораль на поругание». Дальше — подписи. Это публичный призыв к уничтожению Хартии, такое карается высшей мерой гуманитарной самозащиты.

— Они говорят, что их репрессировали за веру, — вставил репортер, — и ссылаются на опыт других стран, где их не преследуют за критику морального релятивизма.

— Нет проблем, — спокойно ответила Джелла, — мы их и выслали в другие страны. Теперь о правозащитниках. Здесь сложнее. Больной вопрос о семейных правах.

Секар кивнул, не отрываясь от клавиатуры.

— Сен Влков уже говорил мне. Ограничение прав семьи на выбор воспитания детей?