Василий Купцов - Последний леший Страница 12

по чисту полю. И назвались Илья да Святогор

братьями названными, и поехали ко Святым горам.

Наехали гробницу великую, выложена гробница красным

золотом. Лег в ту гробницу Святогор богатырь: как по нем и

устроена. «Покрой меня сверху досками, брат названный!»

Как покрыл его досками, доски Божьим изволом приросли.

«Открой меня, брат названный!» Илья Муромец

и открыть не смог. Стал рубить доски саблей.

Куда махнет саблей, там станет железный обруч.

«Возьми, брат названный, мою саблю». Илья сабли и подынуть

не мог. «Поди, брат названный, я тебе силы дам».

Припал Илья к гробнице, и дунул Святогор духом богатырским.

Взял Илья тую саблю: где ударит, там станут железные обручи.

«Припади ко мне другой раз, названный брат, еще силы придам».

Илья Муромец говорит на место:

"Если еще припасть, то не понесет мать сыра земля:

Силы у меня довольно".

"Когда бы ты припал, дунул бы я мертвым духом

и ты бы подле меня лег спать",

Тут и остался Святого богатырь."

— Чего это ты такое тут распеваешь? — сказитель сжался в комочек, но было поздно — огромная рука легко подняла схваченного за шиворот певца в воздух.

— Да я что, я — ничего… — только тут до уличного гусляра дошло, в какой переплет он попал. Уж кого-кого, а Илью трудно было не признать. И, кажется, богатырь был явно чем-то недоволен! Это почувствовали и мальчишки, слушавшие певца — они, на всякий случай, отошли подальше и теперь с наблюдали с жадным интересом, что же будет дальше?

— Стало быть, я в кармане сидел, а потом меня какая-та продажная бабенка заставила себя? И эти глупости теперь по всему Киеву распевают?

— Да разве я со зла? Все так поют! — нависшая над сказителем смертельная опасность прибавила тому силы, если не в руках, так хоть в языке!

— Все, говоришь? Ну, пошли ко двору княжьему, там разберемся, как это так «все поют»!

И беднягу потащили ко двору…

— Может быть и три дюжины рыбниц разных, но все равно это не уха будет! — произнес, как приговор проходившему до этого спору, Добрыня.

— Правильно, в ухе ерш должен быть, да нечищенный, с чешуей! — поддержал старого богатыря Рахта.

— Со слюнями… — добавил кто-то из молодежи и засмеялся. Кажется, шутка понравилась, смех был подхвачен. Известное дело — сытое брюхо, оно, к наукам, может и туго, зато посмеяться (да еще кое-что поделать, о чем умолчим) — в самый раз!

Становится понятным, среди великого воинства шло обсуждение недавней трапезы, и, отнюдь не все были довольны и согласны. Видно, мало им, дружинникам, было посуды златой, Владимиром после того памятного случая исправно выдаваемой, им теперича еще и ершей подавай — а то белугами да севрюгами совсем уж закормили…

Как раз в этот момент в Золотую Палату ввалился Илья с почти уже не сопротивляющимся уличным гусляром в руке.

— Никак славный наш Илюша одолел врага нового, страшного?

— Вы послушайте-ка лучше, какие о нас песенки по улицам распевают! — сказал Муромец зло, — Ты, Добрыня, еще о себе не слышал, услышишь — так и вовсе уши завянут!

— Что ж, давай пригласим Баяна, да других гусляров — сказителей, пусть выслушают, да слово свое скажут!

— Хорошо, зовите Баяна!

Уличного гусляра заставили повторить еще раз. Молодые богатыри в самые забавные моменты хихикали…

— Я знаю, откуда взялся этот эпизод с карманной женщиной! — заявил всеми уважаемый сказитель по имени или прозвищу — кто знает? — Черный Прынц.

Ну, на самом-то деле Черный Прынц сказал по-другому, карманов тогда еще не придумали, а денежки носили в специальном мешочке, калитой называемом. Так и сказал «калитошной женщиной»…

— Откуда же? — спросил Баян, настраивавший струны гуслей. Инструмент был у сказителя замечательный, ни у кого из гусляров не было столько струн — от самой короткой, детским голоском звучащей, до самой длинной, рокоту низкому мужа подражающий.

— Я слышал сказку сарацинскую, из далеких земель к нам пришедшую. Там, где каган багдадский, по имени Шах-Рияр, в гневе на изменивших ему жен, направился со братом на охоту, да прилегли возле дерева отдохнуть…

Черный Прынц был человеком известным. Можно сказать, ученым. В отличии от большинства сказителей, он записывал все услышанное и бережно хранил. Были у него и чужие, с далеких стран, грамоты. На китайской бумаге, на франкских пергаментах, на египетских папирусах. И везде — сказки да истории. Сколько языков знал Черный Прынц, сколько грамот народов разных — неизвестно. Да и откуда пришел он в Киев, с каких земель неведомых — тоже никто не знал. Но прижился, понравился, теперь зван ко двору и торчит там чуть ли не каждый день…

— Давай, рассказывай, рассказывай! — все были рады послушать новую сказку.

— Да ее всю и за год не расскажешь, она длинная уж очень, — покачал головой Черный Прынц, — да и не знаю я ее всю, расскажу только один кусочек малый, тот, что так похож…

— Давай хоть кусочек!

— Так вот, напились каган с братом из ручья, да сели отдыхать. Вдруг заволновалось море, да из него поднялся черный столб, возвысившийся до самого неба, и направился к их лужайке. Увидев это, оба брата испугались и забрались на самую верхушку дерева и стали ждать, что будет дальше. И вдруг видят, перед ними джинн. Джинн — это…

— Да знаем мы, что такое джин, — перебил сказителя Сухмат.

— Ты знаешь, а другие — не знают, — поправил побратима Рахта.

— Ладно, — усмехнулся Черный Прынц, — пусть потом знающие расскажут незнающим! А я продолжу… Так вот, джинн высокого роста, с большой головой и широкой грудью, а на голове у него сундук. Это у них там обычай такой — таскать на голове сундуки и прочие тяжести…

— Слышали и видели…

— Так вот, сел тот джинн, отпер сундук, и вынул из него ларец, и открыл его, и оттуда вышла молодая женщина с стройным станом, сияющая, подобно светлому солнцу.

— Это сарацинка-то подобна солнцу? — перебил один из богатырей, Сиявуш, — Скорее, углям али смоле!

— Отчего ж, — возразил Сумхат, — попадаются очень и очень даже ничего…

Черный Прынц совершенно не обращал внимания на замечания и продолжал рассказывать свою сказку.

— Джинн взглянул на эту женщину и сказал: « О владычица благородных, о ты, кого я похитил в ночь свадьбы, я хочу немного поспать!» — и он положил голову на колени женщины и заснул; она же подняла голову и увидела обоих царей, сидевших на дереве. Тогда она сняла голову джинна со своих колен и положила ее на землю, и, вставши на дерево, сказала братьям знаками: «Слезайте, не бойтесь джинна». И они ответили: «Заклинаем тебя Аллахом, избавь нас от этого»…