Александр Абердин - Русский бунт Страница 12

- Ну, что, майор, ты уже собрался? Твоя электронная карточка-паспорт готова и лежит у меня в кармане. Забрал я её из канцелярии. Полковник Кравцов попросил меня проводить тебя честь по чести и посадить на автобус до Темникова.

Максим, вздохнувший с облегчением, обрадовано сказал:

- Конечно готов, гражданин начальник. Нищему в дорогу собраться, только со стула встать и за порог выйти.

Кум вздохнул и огорчённо сказал:

- Это ты правильно сказал, майор. Нищие легки на подъём, это тебе не разжиревшие богатеи. Ну, раз ты готов, пошли на склад, что при канцелярии, где твоё барахло хранится, переоденешься. Хотя прошло уже шестнадцать лет, как тебя сюда привезли, думаю, что оно сохранилось, а потом я тебя провожу до автобуса. Он через час двадцать отправляется. До Темникова отсюда езды чуть больше полутора часов.

Хотя Максим и не "прислушивался" к куму, его сознание чуть ли не кричало ему: - "Майор, помоги мне! Один раз ты уже меня здорово выручил, так сделай милость, помоги ещё раз. Ты же не простой зек, майор, я ведь не дурак и вижу это." Это его заинтересовало, но он не мог взять и расспросить майора Завьялова, в чём корень его проблем. Благодарно кивнув куму, Максим вышел вместе с ним из библиотеки, но закрывать её ему не пришлось, поблизости находился Сомов, которому он молча передал ключ и слегка подмигнул на прощание. Через несколько минут Максим вошел вслед за майором Завьяловым в помещение склада, там ему выдали опечатанную коробку с личными вещами и он погрузился в их изучение. Его арестовали в середине апреля две тысячи пятнадцатого года в Дербенте, но обвинение предъявили гораздо позднее. В Дагестане, едва добравшись вплавь до берега, Максим добрался до закладки, спрятанной на берегу и переоделся в гражданскую одежду - джинсы, летнюю рубашку с короткими рукавами, ветровку и кроссовки, а к ним солнечные очки, носовой платок и кепка-бейсболка. Ещё у него имелся с собой бумажник с двадцатью тремя тысячами рублей, но это были ещё старые, дореформенные деньги. Их Максим и нашел в отдельном, запечатанном конверте - четыре купюры по пять тысяч, три тысячные купюры и десятка три рублей монетами.

Все его вещи были новыми, можно сказать ещё не обмятыми и абсолютно чистыми. Такими он снял их с себя перед тем, как лечь на кушетку в медсанчасти местного отделения ФСБ. Когда же Максим поднялся с неё, то ему пришлось надеть на себя уже совсем другую одежду. Хотя это и был армейский камуфляж, для него он стал фактически тюремной робой. Чуть ли не сдёрнув с себя тёмно-серый лагерный клифт, мятые штаны и прочее барахло, сбросив с ног тяжелые ботинки, Максим, подождав, когда с его ноги снимут электронного сторожа, быстро переоделся и вздохнул с облегчением. Ему, вдруг, показалось, что он уже на свободе, хотя всё ещё находился в лагере. Майор Завьялов, глядя на него, улыбнулся и Максима снова резанула его невысказанная даже не просьба, а мольба. После этого они зашли в кабинет майора Завьялова, перед входом в который кум прижал палец к губам и вместе позавтракали в нём. Из здания управления, в нём находилась также лагерная больница, через большой двор, с одного края которого стояли в шахматном порядке шесть трёхэтажных бетонных зданий жилой зоны, а с другого четыре пятиэтажных корпуса швейной фабрики, они направились к четырёхэтажному зданию казармы вертухаев. Только через него можно было выйти пешком или выехать на автомобиле из "Титаника", да, и то не сразу, а сначала попав во внешний двор. Когда они отошли от управы метров на десять, кум тихо попросил:

- Николай Иванович, как я погляжу, вы человек непростой, хотя и оказались в лагере. Думаю, что на воле вас ждут друзья и вы недолго будете бедствовать. Прошу вас, если такое будет возможно, возьмите меня на какую-нибудь приличную работу. Мне тут всё давно уже обрыдло. Недавно тридцать пять лет стукнуло, а до сих пор не имею собственного жилья, а у меня ведь пятеро детей. Однажды, дав мне те пятнадцать тысяч, вы меня очень сильно выручили, мы добавили ещё три и в Саранске моей жене сделали операцию, так что я и без того ваш должник.

Замедлив шаг, Максим задумчивым тоном ответил:

- Майор, думаю, что через несколько дней, максимум через три недели, когда мои друзья будут готовы к серьёзному разговору, мы с тобой обязательно встретимся. Вот тогда я точно смогу сделать тебе деловое предложение. Ты ведь училище погранвойск заканчивал, а у меня к погранцам особое отношение.

Майор Завьялов тихо спросил:

- Николай Иванович, а там мне смогут помочь с деньгами на вторую операцию Нине?

- Там всё смогут, майор. - Уклончиво ответил Максим и с усмешкой добавил - И между прочим мои друзья смогут помочь не только тебе, но и очень многим людям.

Вслед за этим Максим почувствовал, как майора Завьялова охватила радость, но тот сдержал свои эмоции и лишь кивнул головой. Вскоре они пересекли лагерный двор, прошли через здание казармы и вышли во внешний двор, а точнее большой сквер, с одного краю которого находилась отгороженный от него и перекрытый сверху стальной решеткой широкий проезд для грузовых автомобилей, привозивших в лагерь всё необходимое и увозивших из него готовую продукцию. Охрана в "Титанике" была поставлена настолько чётко, что из него за все четырнадцать лет не было совершено ни одного побега. Снова оказавшись за пределами лагерных помещений, битком напичканных микрофонами подслушивания и камерами слежения, о которых майору Завьялову, как куму, было известно практически всё, он сказал:

- Николай Петрович, а ведь вы первый человек, который выходит из этого чёртового лагеря на свободу.

Везде, где они находились под прицелом телекамер, Игорь Завьялов вёл себя по отношению к Максиму Первенцеву либо с повелительной надменностью в разговоре, отдавая ему приказы, либо молчал. Стоило же им оказаться в "чистой" зоне, свободной от систем слежения, его тон тут же резко менялся, но при этом не становился заискивающим, а все его движения и жесты и вовсе оставались прежними. Максиму это понравилось. Этот парень умел прекрасно контролировать как самого себя, так и ситуацию вокруг него. Когда же они выходили за пределы лагеря через последнюю стальную дверь, оснащённую электроникой не хуже банковской и почти такую же прочную, кум неуловим глазом движением сунул что-то небольшое в карман Максима, после чего протянул ему пластиковую карточку с его фотографией и принялся читать последнюю наставительную нотацию:

- Господин Бойцов, вы теперь свободный человек. Вы не настолько стары, чтобы не попытаться начать новую жизнь, так что задумайтесь над тем, чем вы займётесь на свободе. - Максим хотел было сказать, что он займётся как раз совсем не тем, о чём думает кум, но промолчал, а тот, между тем, отойдя от массивных, стальных раздвижных дверей тихо добавил - Николай Иванович, я подбросил вам в карман газовый баллончик с защитными линзами на глаза и фильтрами, и ещё сотовый телефон, чтобы вы могли позвонить своим друзьям. Свой телефон я тоже внёс в его память, так что если что, звоните. Пока вы переодевались и мы завтракали, Костоломы выехали за пределы лагеря на джипе, принадлежащем контролёру Юнусову. Боюсь, что они захотят перехватить вас по дороге, а потому как только сядете в автобус, сразу же наденьте контактные линзы и вставьте в ноздри фильтры. Так вы защитите глаза и лёгкие, только ни в коем случае не открывайте рот. Это новейшая разработка.